Антуан хмыкает.

– Вот так благородство. Боюсь, на сей раз это обойдется тебе гораздо дороже.

Сдерживаю готовое сорваться с языка оскорбление, надеясь, что хотя бы договорюсь о ее безопасности. Если смогу увезти ее из этого дома, то Сесилия успеет добраться до моих Воронов, но иного варианта, иных возможностей не вижу.

Антуан славился своей жестокостью при раздаче наказаний, и это единственное, чем он мог мне угрожать.

Надежда меркнет, и меня охватывает решимость. У меня ничего нет – ни хрена. При любом варианте развития событий умрем либо мы оба, либо кто-то один.

– Если ты убьешь ее, то мой гнев тебя обрадует, ведь так? Последнее острое ощущение перед смертью, да, старик? – Прижимаю дуло к виску, и Сесилия изумленно выдыхает мое имя. – Я не доставлю тебе такого удовольствия, а если еще хоть раз так на нее посмотришь, – умру, и ты не получишь того, за чем пришел. Хочешь, черт возьми, проверить?

В его глазах появляется удивление. Так и должно было случиться. Всегда. Как бы ни старался разграничить прошлое и настоящее, Антуан всегда был связующей нитью между ними.

Я стал бесполезен для него, для его игр, когда впервые в жизни поддался своим желаниям, когда украл эти несколько месяцев с ней. Тогда я осознал, что лишился преимущества над любым своим врагом из прошлого, настоящего и будущего.

Все же я был прав в том, что эмоциональные хитросплетения станут моей погибелью. Хотел бы я ошибиться хотя бы раз в жизни.

Антуана до такой пресной жизни довели алчность и зависть.

Когда-то я считал его настоящее своим будущим. Будущим, на которое подписался, когда все это начал, с которым смирился, пока она не вернулась в мою жизнь и не напомнила, что у меня есть выбор. Я снова и снова жертвовал нашим счастьем, чтобы миновать подобного конфликта. Но нам с Сесилией всегда не везло, мы родились под несчастливой звездой. И все же выбрал ее, вместо того чтобы страдать в ожидании смерти без нее. К горлу подступает ком, ярость захлестывает, я прижимаю пистолет к виску, а Антуан не сводит с меня взора.

– Просто отпусти ее.

Антуан фыркает.

– Как предсказуемо. И кто теперь жалок, Иезекиль?

Я видел будущее Сесилии, когда она несколько месяцев назад умоляла меня любить ее, умоляла принять, что у нас еще есть шанс, но представлял, какой бы была ее жизнь, вспоминая красные глаза Дельфины. Если мы пожертвуем нашими сердцами, то и жизнь наша не будет иметь смысла. Я стану бесчувственным и пустым, а она проживет жизнь без любви. Но даже сейчас знаю, что, если бы представилась возможность, Сесилия сказала бы, что любовь того стоила.

Приставив к виску пистолет, я бросаю вызов Антуану, смело глядя ему в глаза. Он хочет заполучить меня, а значит, несмотря на его угрозы, я – истинная разменная монета. Остается лишь надеяться, что он отговорит меня и пощадит ее. У меня есть право только одного хода.

– Trésor, оно того стоило. Правда стоило, – говорю я, надавливая на курок, и Антуан, не сводя с меня глаз, хватается за подлокотники кресла. Теперь-то он мне верит.

– Светлячки, – тихо говорит Сесилия, и я обращаю внимание на нее.

– Вот наша внешняя сила, Тобиас. Это они присматривали за нами. – В ее глазах стоят слезы, когда она смотрит на прижатый к моей голове пистолет. – Ты согласен?

Киваю, чувствую, как щиплет в глазах от значимости ее слов.

– Тобиас, мы никогда не были одиноки, – шепчет она, и от тона ее голоса сжимается сердце. По ее глазам вижу, что она приняла решение. Мы приближаемся к краю утеса, на который сами же и поднялись. Даже сейчас, оказавшись на краю пропасти, чувствую убедительность этой правды. Оно того стоило.

– На тебя слишком много всего навалилось, любовь моя, – шепчет она так, словно мы одни. – Так позволь хоть раз избавить тебя от этого бремени.

Сесилия смотрит на мистера Красавчика, я делаю то же самое, а когда в каждом окне появляются красные лазерные лучи, понимаю, что она хочет сделать.

– Сесилия, нет! – Я бросаюсь на нее, и в ту же секунду она нажимает на курок.

Глава 41

Сесилия

Когда стекла разлетаются вдребезги от немереного количества выстрелов, а обе двери распахиваются и в дом врываются люди, Тобиас прижимает меня к полу за диваном. Поднимается шум и гвалт, а Тобиас чертыхается, чередуя французский и английский, лихорадочно шаря по мне руками и глазами, и пытается понять, не ранена ли я.

– Trésor, – хриплым голосом шепчет он, ощупав меня и поняв, что я цела и невредима. Оглянувшись, вижу, что мертвенно-бледный Антуан сидит в каминном кресле, которое я намереваюсь теперь сжечь, а с головы до ног на него наведены лазерные лучи. На кухне и в смежных комнатах включается свет, и подельников Антуана, тех, кто выжил, связывают и поднимают с пола. Их полные страха глаза мечутся. Мистер Красавчик замертво лежит рядом с нами с потухшим взглядом. Поерзав, смотрю на Тобиаса и обхватываю его лицо руками, пока он в панике что-то лихорадочно шепчет и водит ладонями по моему телу.

От страха и растерянности на его лице у меня щемит сердце, а любовь крепнет и превращается во что-то неописуемое. Невозможно подобрать слова, чтобы передать мои к нему чувства. Увидев, что я не пострадала, Тобиас неподвижно замирает и переводит взгляд на Пало и Жюльена.

– Какого хрена этих не заковали в наручники? – орет он на мужчин, связывающих тех, кто остался на кухне. Лежа под Тобиасом, обхватываю его лицо ладонями.

– Любовь моя, все кончилось, – сообщаю я, он тут же смотрит на меня и снова сжимает свой «глок». Пытаясь до него достучаться, крепко держу его лицо, пока он пытается вырваться из моих рук.

– Тобиас, взгляни на меня, – приказываю, и ему ничего не остается, кроме как подчиниться, – все кончено.

Он смотрит на меня, открыв рот и не совсем осознавая случившееся.

– Тобиас Иезекиль Кинг, я чертовски сильно люблю тебя, – шепчу я, – даже если ты снова и снова вынуждаешь меня доказывать, на что я способна. Черт побери, я говорила тебе, что не буду мешкать, и говорила совершенно серьезно. – Между его бровями залегает глубокая складка. – Ты сделал меня Вороном. Ты подарил мне крылья, поэтому я взяла на себя смелость ими воспользоваться.

– Что?

Я зову стоящего рядом с Пало мужчину.

– Жюльен, s’il te plait[126].

Жюльен выходит вперед, опускается