снаряжались лучшим оружием из арсенала. Под их охранной христиане не потеряли ещё ни одного конвоя. Поговаривали, что даже Навь знает о Волкодавах и старается лишний раз с ними не связываться.

– Значит, до Старого Кладбища и обратно? – перекричал вой автобусного мотора Василий. Он сидел как раз напротив кресла Егора и Жени.

– Там тихо! – наклонился Егор, чтобы Василий его лучше расслышал. – Старое Кладбище большое, нам надо к танку на восточном конце: посмотреть и уехать. В общину вернёмся, ворота ещё не успеют закрыть.

– Дай-то Бог… – Василий поглядел поверх шапок и касок Волкодавов на сидениях впереди. Крейсер шёл в боевом положении, заслонки на лобовом стекле опустили, окна по бортам и корме закрыли ставнями. На каждой кочке автобус подскакивал, люди тряслись и оружие бряцало. Никакого волнения на лицах, никто не проверял автоматы, всё подготовлено ещё в Монастыре. Василий вытащил из-под разгрузки планшет, в котором под прозрачной плёнкой хранилась карта. Пятнистую куртку тысяцкого перетянули патронные ленты, на поясе висели подсумки, по краю ворота золотой нитью вышивались слова: «Не отдай свою Волю антихристу».

Женя задумалась, кто мог вышить ему такое напутствие? Ни жены, ни дочери у Василия не было, он жил только службой. Да и прочие Волкодавы семей заводить не спешили. Многие оставили своих жён и детей в Поднебесье и ждали случая перевезти их в Монастырь.

Христианки, конечно, не доверяли недавно окре́щенным, но не настолько, чтобы три года ни с кем не сойтись. Большую часть лета Волкодавы выполняли поручения отца, уезжали на долгие месяцы из Обители, и среди высоких чинов недоверие к ним всё больше мешалось с уважением и страхом. Это была уже не монастырская рать, а личная стража Волка.

– На Старом Кладбище Навь ни разу не видели, – убрал планшет с картой Василий. – Но в эту весну – чёрт его знает. Раньше под нашим боком одно племя жило, на северо-западе и восточнее Монастыря рыскало, только крупные общины, Воронью Гору и Северный Оскол, не тревожило, а нынче возле Ржаного их видели: до сорока душ, почти что полстаи. Что на других землях твориться – Сергей на соборе рассказывал. Теперь нигде не спокойно.

– Для того вы и с нами, – сказала Женя. Васили ухмыльнулся.

– Не бойся, стрелять не придётся. Навь – хитрая стерва. Даже если выследит нас, то сразу не нападёт. Их разведчики ждут, пока остальная стая подтянется, чтобы людей окружить и напасть в подходящее время. До той поры только приглядывают, чтобы добыча не сорвалась. Есть, конечно, отмороженные на голову Щенки, которые без вожаков на рожон лезут – молодняк-переярки, но такие долго и не живут.

– И как же от них защититься? – спросила Женя у новых охранников.

– Их никогда до последнего не перебьёшь. Подземники схваток не на жизнь, а на смерть не любят. Если проигрывают, лучше себя поберегут. Бежать для них незазорно, жизнь рода – важнее, племени добытчики нужны, а не их бошки на людские копья насаженные. Так что, если доведётся воевать с Навью, надо сперва хорошо отстреляться, а ещё лучше – убить вожака, тогда остальные сами попрячутся. В лес за ними никогда не ходи, сама в западню попадёшь. Любят они засады при отступлении, заманивают за собой, когда в зарослях на два шага вперёд не видно. Бывает, что в стае всего двадцать голов, но из чащи так крепко навалятся, будто их в лесу целая сотня. Не верь глазам, не верь уху, когда схлестнулся с подземниками; стой там, где деревьев поменьше. В лесу воля Волчья, а на открытом месте людей сила.

Василий приподнял голову и окликнул кого-то на передних сидениях.

– Антоха!

К нему повернулся круглолицый Волкодав.

– Сколько мы за прошлый год подземников настреляли? Ты ведь счёты у нас ведёшь.

– Двадцать семь матёрых, и осьмушку из молодняка упокоили. Раненых – никого. Сами режутся, сукины дети, если ещё могут, конечно.

– Сколько было дикарям из молодняка? – разговор об убийствах не нравился Жене, но она хотела довести его до конца.

– Зим по пятнадцать. С молочных клыков учатся в стаях ходить, сначала возле нор: как на зверя охотиться, как в лесу выживать, дерутся между собой, из разного оружия стреляют. А потом вместе со Старшими ходят в набеги, в оседлых общинах ремесло своё разбойничье оттачивать. У них есть обычай такой – кровь первой жертвы выпить с ножа. Вот так и взрослеют, паскуды.

Женя вспомнила о подземниках, напавших на караван. Сейчас, когда страх притупился, ей показалось, что Навьим охотникам было не больше её, Зим по восемнадцать.

– И что вы потом с убитыми делаете?

– В лесу? – встретился с ней равнодушным взглядом Василий. – О павших не беспокойся, зверьё подберёт. У меня к Нави особой жалости нет, на дела их насмотрелся… – не досказал он, но глазами намекнул: «Да и ты тоже».

Автобус съехал с дороги, по бортам заскребли ветви, начинался съезд в сторону кладбища. Волкодавы на сидениях подобрали оружие и приготовились к выходу. Крейсер накренился, его ещё раз тряхнуло, скрипнули тормоза, откидная дверь в передней части открылась.

Женя выходила самой последней. Охранники спрыгивали на землю без рюкзаков и другой тяжёлой поклажи и сразу разбредались вокруг.

Такого места в лесу Женя никогда ещё не встречала. Вокруг росло много лиственных деревьев. До недавнего времени в Крае их почти не оставалось, и лишь с Оттепелью на проталинах и опушках начали появляться ростки берёз, клёнов и тополей. Видимо, каким-то чудом семена пережили в земле губительные стужи, чтобы после Долгой Зимы наконец-то взойти.