думаю, в тетради рассказывается о Повелителе Серых, на рисунках ордынское солнце, значит записи в ней делал кто-то из них.

Женя приложила медальон к тетради. Отец мельком оглядел и вернул его дочери, после чего вновь присмотрелся к таинственным рунам.

– В Монастыре много кто знает письмо всебожцев, но эти, кажется, составлены тайнописью, –спешила объяснить Женя, к горлу вновь подкатывала тошнота. Свет люстры резанул по глазам будто лучистыми звёздами.

– Это Навий рунскрипт, – неожиданно догадался отец. – Охранные символы, известные лишь ведуньям. Но Навь книг не пишет и дневников не ведёт. Вся их история хранится в устных преданиях – ведах, рунскрипты пишут на стенах или сторожевых камнях при входе в логово.

– Ты сможешь перевести, что написано? – спросила Женя с надеждой. – Если удастся прочесть что-нибудь новое про восток, это станет хорошим подспорьем в пути. Всей правды о Серой Орде не знает никто, больше рассказывают о выдумках, мы могли бы…

– Я плохо знаю рунскрипты, – закрыл отец рукопись. – Это письмо ведуний, а они редко делятся тайными знаниями. В последний раз я видел рунскрипты ещё в старом логове и не понимаю, как можно их перевести. Но предостерегаю тебя…

Он подошёл к столу, выдвинул ящик, положил тетрадь внутрь и крепко задвинул обратно. Жене оставалось лишь с сожалением смотреть, как забирают дневник.

– Истории, записанные рунскриптами Навьих ведуний, ничего хорошего не принесут. Ты ищешь знаний, но этот плод – один из запретных. Тетрадь останется у меня. В изучении городов на востоке полагайся больше на карты и записи из библиотеки.

– Все карты мною изучены. Ничего лучше уже не найти, – поникла Женя. Ржавое солнце так и осталось у неё в ладони, как обломок нераскрытого прошлого. Но Егор вдруг опомнился.

– Послушай, хорошо бы ещё один караван собрать. Ехать недалеко, всего-то полдня пути от нашей общины, на Старое Кладбище.

– Зачем? – строго спросил отец.

– Да есть старый слушок – догадка и только; мол, спрятан на кладбище чей-то схрон. Давно собираюсь съездить, да всё никак не получается вырваться.

– Вернее скажи, что ищешь?

– Закладку оружия, схрон шатунов… – развёл руками Егор, – точнее сейчас не скажу, но нынче дороги любые припасы. Женьку хочу взять с собой, вместе караван проведём, последние наставления ей дам на дорогу. Если в Серые Города меня не пускаешь, то дай хоть побыть с племянницей в малом конвое.

Женя притихла в ожидании решения отца. Только мельком, но с большой благодарностью она искоса глянула на Егора.

– Евгения и двух дней не пробыла в общине, а ты её снова в конвой? – отец говорил рассудительно, хотя ответ его всё равно звучал странно. Он был готов отправить родную дочь через горы в неизведанные восточные земли, но беспокоился из-за поездки до ближнего кладбища. Женя ещё больше смутилась, когда отец, заметив их удивление, неожиданно разрешил.

– Благословляю. Но поедите не одни, а под охраной Василия. Волкодавы теперь присматривают за Евгенией всегда. Заодно друг к другу привыкните и поближе сойдётесь.

– Спаси Бог, отче, – не удержалась Женя и поблагодарила. Он улыбнулся, хотя взгляд его оставался встревоженным.

– Дашутка в сознание пришла? – переменил тему он.

– Нет. Медики обещают, что с ней всё будет в порядке, – ответила Женя. – Сон этот… а, впрочем, со дня на день очнётся, тогда и увидим. Сейчас с ней Тамара.

– Хорошо. Тоже ступайте, вам самое трудное послушание нести.

Женя поклонилась отцу и быстро вышла за дверь, за ней вышел Егор. С первых шагов в коридоре её повело, она сильно качнулась.

– Ух ты ж! – скорее поддержал её дядя. – Ты как?

Его голос отозвался резким звоном в ушах. Опёршись о стену, Женя скорее добралась до туалета, ввалилась внутрь и закрыла дверь. До кабинки она дойти не успела и согнулась над раковиной, её обильно стошнило тёмными сгустками.

– Женя! – забарабанил по двери Егор. – Ты в порядке? Женька!

– Ни кричи, Егор, людей перепугаешь, или отче услышит, – отдышалась она. По раковине растекался кровавый след. Женя вытерла дрожащими пальцами губы. Остатки ужасны, но после рвоты ей полегчало: ни рези в желудке, ни головокружения, от живота по всему телу расходилось тепло, совсем не похоже на внутреннее кровотечение.

– Это после каравана? Что с тобой сделали? – спросил Егор из-за двери вполголоса, чтобы не слишком шуметь в коридоре. – Может быть позвать Серафима?

– Нет, не надо.

Женя опёрлась руками о раковину и смотрела на себя в надтреснутое зеркало. Прядь мокрых золотистых волос прилипла ко лбу, губы горели, но всё-таки на лицо возвращался румянец. Она нарочно открыла кран, чтобы скрыть за шумом воды дрожание в голосе.

– В гостиничный и паломнический корпуса вместе с кельями поместятся только наши общинники из слободы. Куда вы денете остальных?

– Остальных? Ты о чём?

– Вы обещали, когда торговали за золото в окрестных общинах, что примите беженцев в Монастырь, если начнётся война. Куда вы поселите остальных христиан, которые захотят укрыться в Обители?

Егор промолчал. Он наверняка давным-давно прикинул в уме сколько и каких запасов, на какое время и на какое число людей собрали на монастырских складах, кому какие пайки полагаются: сколько ратникам, сколько мастеровым, сколько простым общинникам. И какая толпа явится в Монастырь, когда начнутся набеги на сёла –