– Спарка остановилась, а мне вылезать неохота. Рукой пошевелить не могу. Вот-вот кто-нибудь под крыло влетит – а не могу. Вдруг слышу: стучат по кабине. И голос там, за бортом: «Товарищ, вы живы?» Ну, тут-то я, конечно, встрепенулся. Фонарь – на сторону. Выглядываю – орудовец.

– У тебя, естественно, по привычке поджилки затряслись, – пошутил кто-то.

Все захохотали.

– Ни будь-будь! – поклялся Владимир. – Ты, говорю, откуда взялся? А он, оказывается, за мной, как за нарушителем, километров десять гнался. Как, говорит, увидел, что вы дорогу осветили, так тоже мигалку включил, сирену включил – и за вами. Чем, говорит, вам помочь? Перекрывай, говорю, дорогу, а то сейчас мне все крылья поотшибают. Он недолго думая свою канарейку поперек шоссе – раз! А с другой стороны факел бензиновый – два!

И тут Владимир увидел брата.

– И ты уже не спишь? – направился он к нему, расталкивая окружавших его людей.

– С тобой уснешь, – добродушно проворчал Сергей.

– А что такого? Покрышкин на дороги запросто еще во время войны садился.

– Так ведь то Покрышкин! – заметил Сергей.

– Так ведь сейчас-то проще, не стреляют! – засмеялся Владимир и вдруг закрыл глаза руками, растер лицо и вздохнул тяжело и устало.

– Иди-ка ты спать, – посоветовал брату Сергей и только сейчас заметил, какие у него воспаленные, красные глаза.

– Доложу на КП и пойду, – согласился Владимир. – Это, кажется, последнее испытание было?

– В этой серии – да.

– А следующая когда?

– Не скоро. Еще надо придумать, как ее проводить.

– Так, может, я пока в отпуск смотаю?

– Наверно, можно. Я скажу Бочкареву, чтобы он сегодня же переговорил с шефом.

– Скажи, – кивнул Владимир и пошел через поле к командному пункту нетвердой, непривычно обмякшей походкой.

В ангаре со спарки сняли катушки с отснятой пленкой. Бочкарев повертел их, потряс над ухом, задумчиво проговорил:

– Дорогая штука получается.

– Случай. Непредвиденный случай, – заметил Окунев.

– Э… милый вы мой, Олег Максимович, какой уж там случай! – скептически поморщился Бочкарев. – Да вся история науки полна таких случаев. И что в данных ситуациях особенно парадоксально: ошибаются одни, а расплачиваются за них другие. А Владимир, я скажу, божьей милостью испытатель! Это талант. Да еще какой! Жалко будет с ним расставаться.

– Почему расставаться? – удивился Заруба.

Бочкарев сделал вид, будто не расслышал вопроса. Только оглядел всю группу и сказал:

– Ладно, пойдемте к себе. У нас свои дела.

И все пошли в инженерный дом. У самого подъезда Сергея взял под руку Заруба.

– А чего ради он решил с Володькой прощаться? – указав в сторону Бочкарева взглядом, спросил он.

Сергей догадался, в чем дело, но в ответ лишь неопределенно пожал плечами.

– Он думает, Володьку отстранят от полетов? – продолжал допытываться Заруба.

– Не знаю. Ничего не знаю, – буркнул Сергей и вошел в подъезд.

В помещении все разошлись по своим рабочим местам. Но Бочкарев неожиданно попросил всех сесть поближе, как это обычно бывало на служебных совещаниях. И еще он сказал:

– Курите, пожалуйста, – и закурил сам. Но поскольку он делал это лишь в исключительных случаях, все насторожились.

– Друзья, – сказал Бочкарев, глядя куда-то в пол, – я прощаюсь с вами. Я только что разговаривал с шефом и получил команду выехать в Москву. Приказ о моем назначении на новую работу подписан еще неделю назад, но шеф просил довести эту серию испытаний до конца. Я довел. Теперь все. Поверьте, мне очень трудно расставаться и с вами, и с КБ, и с работой, которой я отдал почти полжизни. Но это надо, как говорят, для пользы дела. Временно группу возглавит Сергей Дмитриевич. Желаю вам успехов, друзья.

Бочкарев приподнял рукав кителя и долго смотрел на свои часы. Потом заговорил снова:

– Пойду собираться. В половине третьего придет машина. Кстати, наконец-то привезут снимки. Кажется, шеф понял, что здесь для работы они тоже нужны. А в час всех прошу ко мне отобедать. И Владимира, Сергей Дмитриевич, непременно пригласите. Непременно. И Жердева.

И он ушел. А они остались. Как сидели, так и остались сидеть. Молчали. Курили. Нарушил раздумье Заруба.

– Значит, состоялось. А я думаю, чего ради он про какое-то расставание с Володькой сегодня ляпнул? Жаль… – ни к кому не обращаясь, задумчиво проговорил он.

– Да… про него не скажешь… давай-давай, может, без тебя лучше будет, – в тон ему продолжил Окунев.

– Не скажешь, – согласился Заруба. – А интересно, он это сам от начала до конца или все же шеф руку приложил?

– Какая разница, – отозвался Сергей.

– Не скажи. Потому как надо вперед смотреть. И если он сам, то дело одним чередом пойдет. А если не сам – то жди, как говорят мои земляки, чего не трэба.

– Остап прав, – подтвердил Зарубу Окунев.

Сергей и сам отлично понимал все. И сам, еще гораздо раньше, чем они, думал о том же самом и точно так же, как они. Но обсуждать их будущее он не хотел. Ему вдруг стало неприятно от мысли, что его друзья еще, чего доброго, заподозрят его в каких-нибудь корыстолюбивых помыслах. Ведь как-никак, а старшим, хоть и временно, теперь назначил его.

– Как бы оно ни пошло, а делать его нам, – сказал он. – И только мы знаем, как его делать лучше.

Сказав это, он поднялся из-за стола, достал из своего сейфа чертежи и, разложив их, приступил к работе. Остальные присутствовавшие последовали его примеру.

Он не преувеличивал, когда говорил, что только они знают, как лучше делать или, уже теперь точнее, как лучше заканчивать совместно начатую работу. Все задуманное им по переделке объектива «Фотона» было уже выполнено: рассчитано, проверено, вычерчено. И уже надо было везти все в Москву, показывать Александру Петровичу, техническому совету, утверждать, делать опытный образец и снова испытывать. Еще несколько дней назад Сергей радовался тому, что эту работу, как и обычно, провернет Бочкарев. Потом расстроился, когда понял, что Бочкарев уйдет раньше. А сегодня, именно сейчас, смотря на чертежи, неожиданно решил: будет даже лучше, если новую схему КБ представит он сам.

Мысль эта с каждой минутой укреплялась в нем все сильней. Да, он не хуже Бочкарева сумеет защитить новую их работу, так как львиная доля ее была сделана им. Да, он даже лучше, чем Бочкарев, докажет шефу и научно-техническому совету ее перспективность. И было очень кстати, что раньше, чем поедет в Москву, он покажет эту работу Юле. Для него это было даже важно. Он всегда очень высоко ценил ее объективность. Она умела смотреть вперед и никогда не цеплялась за старое. Сергей знал наверняка, если она, посмотрев на схему взглядом свежего человека, одобрит ее, его силы в Москве удвоятся.