61

Печальная судьба Стикса необычайно обрадовала двор. Больше не надо беречь икры, и воздух отныне куда чище и приятнее. Время от времени Виктория поминала несчастную жертву, приговаривая: «А вони-то было! Вони!» Горевал один Жакар, горевал безутешно. В его душе происходили глубокие неожиданные перемены. У короля вдруг совершенно атрофировалась воля. Он стал вялым, апатичным, нерешительным. Зуб с подгнивающим нервом едва удерживался в десне.

Вернувшись, в первые дни сидел, распустив губы и уставившись на красные стены кабинета Тибо. Даже не вспомнил о великолепной сабле, оставшейся в хижине пастуха, не послал за ней. Рука инстинктивно тянулась погладить голову верного товарища и каждый раз вместо этого нервно терла колено. Натыкалась на пустоту, столь пугающую, что затмевала весь мир, лишала небо синевы, а море – соли. Иногда король ласково гладил чучела зверей, набитые соломой, и удивлялся искренне: как он мог убивать бедняг с таким наслаждением? Поручил Наймиту составить ему особое меню, стал вегетарианцем по доброй воле.

Иногда у Жакара по-прежнему случались приступы дикой ярости, налетали, как ураган, сметали все на своем пути и мгновенно проходили. Два разных существа внутри еще не поладили. Кто победит? Один Жакар или другой? Король-самодур или безвестное дитя, не научившееся ходить? Творение Сидры или творение природы? Он не мог их примирить, удержать вместе.

В величайшем смущении не понимал, как поступить с Викторией. С одной стороны, она ему изменила, и он возненавидел ее навсегда, окончательно и бесповоротно. С другой стороны, она его единственная любовь, и он цеплялся за эту истину, за луч правды в тумане мнимостей. Виктория сотворила чудо. Разбудила страсть тщеславного и жестокого мужчины (потому что сама была тщеславной и жестокой) и беззаветное обожание кроткого ребенка (потому что покорила его сердце). Сделала возможной внутреннюю гармонию. Стала тайным убежищем, где тиран и младенец встретились. Виктория – величайшая ценность, и просто порвать с ней невозможно.

Сама Виктория отныне считала его жалким неудачником. И с каждым днем все больше презирала. Жаловалась Филиппу, лежа на шелковых простынях:

– Он теперь безобидная овечка, полный кретин. И ест один салат.

После ночи Красной Луны Виктория перестала бояться Жака. Да, он чуть не задушил ее, но синяки прошли, опасность миновала. Теперь король так слаб, что королева могла прибрать к рукам все, что захочет, и хорошенько защититься от ударов судьбы. Жак ее прогонит – пускай! Лишится трона – тем лучше! К власти придут тебеисты – плевать! Она станет богатой, независимой и со всем справится.

Герцог Инферналь оценивал происходящее точно так же: ему представилась возможность увеличить свое состояние. Он подвергся колоссальному риску, когда его плечо вдруг запахло духами мятежников (кто его надушил? когда? каким образом?), но получил прощение короля, уговорив Викторию замолвить за него словечко.

– За королевскую казну и сокровищницу отвечает канцлер, а канцлер – это я, – напомнил Инферналь королеве.

Виктория ненавидела Инферналя, но обожала королевскую сокровищницу. Поэтому заявила, что духами пахло не от герцога, а от слуги, и Жакар покорно проглотил ее ложь. Слугу отправили на Белый остров, а Инферналь возобновил манипуляции с долгом, постоянно повышая проценты, чтобы вернуть вложенные деньги как можно скорей. Лукаво прижимая руку к сердцу, он обирал короля, и Жакар с полным равнодушием позволял ему это.

Ланселот де Бове тоже воспользовался слабостью Жакара и постарался расширить свои полномочия. Мушкетеры отныне безнаказанно стреляли на поражение, вводили в мятежных районах комендантский час и беспрепятственно брали лошадей из королевской конюшни. Ланселот сам отправлял неугодных в тюрьму, если те отваживались возражать ему. И это только начало! В дальнейшем он намеревался единолично распоряжаться всем арсеналом.

Инферналь заправлял административной частью, Ланселот – военной, Филипп – супружеской. Понадобилось три человека, чтобы заменить Жакара. Как ни странно, оказалось, что он вполне заменим. А вот сидеть на троне в мантии и держать скипетр мог только король, несмотря на бессилие. Наймит понял, какая опасность грозила государству, и поспешно включился в игру. Изо всех сил поддерживал ослабевшего монарха, всячески укреплял его авторитет и одновременно по возможности облегчал участь жителей острова, пользуясь непонятной болезнью правителя, чтобы в конце концов покончить с его тиранией. Со стороны казалось, будто чужеземец боролся, как все остальные, за кусок пирога, хотя на самом деле он один знал, что пирог заплесневел.

Наймит помешал Жакару подписать документы, что окончательно передали бы власть в руки Инферналя и Ланселота. Без конца оттягивал заключение союза с Ламотом и под разными благовидными предлогами отказывался выплачивать непомерную репарацию, которую потребовал Август из-за гибели «нашего завода». Наймит позаботился, чтобы принца постоянно кормили пшеничными и овсяными булочками, молочными продуктами, жирными соусами, сопливым суфле и недожаренной рыбой, поэтому гость, прихватив Бюиссона-Делаэ, поспешно отчалил в родные края, поклявшись, что «ноги их больше не будет у этих варваров». Прощай, Максим, прощай!

Преимущество Наймита – тонкое знание психологии. Преображение Жакара по большому счету его не слишком удивило. Он с первого дня обратил внимание на стеклянные безделушки в курительной, уставленной охотничьими трофеями. И сразу заподозрил, что внутри короля прячутся две разные личности. Теперь, когда Жакар больше походил на хрупкое стекло, чем на дикого зверя, ни Виктория, ни Инферналь, ни Ланселот не могли утолить новую томившую его жажду. Жажду сочувствия. Наймит оставался подле него сутки напролет, выражал свою преданность, уверял, что разделяет его тревогу и всегда готов утешить. Рюмку коньяка, водки? Может быть, принести щенка? Жакар от всего отказывался. Молчал, но все больше нуждался в подобии дружеского тепла.

Между тем безучастность короля – лишь первая фаза преображения. Через несколько недель к нему вернулись силы. Он захотел, например, тренироваться вместе с мушкетерами Ланселота. Звериной ловкости в нем поубавилось, зато сила и сноровка по-прежнему вызывали всеобщую зависть и восхищение.

– Вы обрастаете шерстью, ваше величество, – поздравил короля Инферналь, крайне огорченный этим фактом.

– Обрастаю шерстью, Инферналь? Вы специально сыплете соль на рану? Сейчас же извинитесь и возьмите свои слова обратно, иначе вам не поздоровится.

– Приношу свои извинения, ваше величество. Я не хотел вас обидеть.

Какое разочарование! У Жакара прилив энергии и полное доверие к Наймиту. Даже проницательность вернулась к королю, поскольку однажды Наймит получил от него следующее указание:

– Надо бы спрятать скипетр.

– Что случилось, ваше величество?

– Они хотят отобрать его у меня. Все. Особенно Виктория. Я заметил, как она вьется возле него. Зря я ей рассказал, куда прятали скипетр все короли до меня. Она одна знает, где он лежит, и уверен, хочет им воспользоваться, чтобы опустошить сокровищницу. Напрасно я показал, как отвинчивать нефритовую лисичку, как доставать ключ и приводить в движение проклятый механизм. Понимаете, Наймит, там дурацкий замок с секретом. На циферблате видно, сколько раз его закрывали. Когда число доходит до ста, он блокируется, и нужно… Не стану