вам объяснять, как запускать механизм и обнулять циферблат. Черт подери, я все уже объяснил Виктории. Идиот! Тогда мне хотелось произвести на нее впечатление…

– Она собирается забрать нечто конкретное, сир?

– Она собирается забрать все сокровища, но больше всего ей нравится огромный сапфир, который я не должен был ей показывать. Думаю, Инферналь тоже о нем мечтает, поскольку мерзавец сделал сапфир залогом, открыв короне кредит. Короче, Наймит, если Виктория получит скипетр, то заграбастает и горностаевую мантию…

– А потом сядет на трон, ваше величество, – подхватил Наймит, привыкший заканчивать фразы Жакара, повисавшие в воздухе, – у короля не хватало сил выражать свои мысли до конца. – Предлагаю простое решение, сир.

– У вас все схвачено, Наймит. И какое же?

– С вашего позволения, сир, я бы мог спрятать скипетр в безопасное место. Вы редко им пользуетесь, поскольку не любите аудиенций и процессий не устраиваете. Как только он вам понадобится, вы меня предупредите за полчаса, и я тут же вам его предоставлю.

– И куда вы его положите?

– Туда, где никому не придет в голову его искать. Куда никому не захочется за ним лезть.

– Куда именно? Я хочу знать, Наймит, – настаивал Жакар, нервно хлопая себя по колену.

– Сир, при всем уважении к вам, я не выдам его местонахождение. Те, кто хотят завладеть скипетром, непременно вырвут у вас и эту тайну.

Жакар посмотрел на Наймита ясным трезвым взглядом, отныне ему присущим.

– Действуйте, добрый друг.

Добрый друг взялся за дело в тот же вечер. Спрятал скипетр с особой осторожностью, чтобы его не застигли с высшим символом власти в руках. А еще потому, что тайник и сам представлял немалую опасность. Потратил, действительно, полчаса. Вернулся с опухшей рукой и перед сном позанимался лишний раз йогой.

На следующий день здравомыслие Жакару не изменило. Он опять поделился с Наймитом вполне обоснованными опасениями:

– Наймит, передо мной стоит выбор, черт бы его побрал! Королева…

– Беременна, сир?

– Да, это всем известно. Но надеюсь, даже вы не знаете, что ребенок не от меня.

У Наймита едва заметно дрогнула бровь.

– Так вот, – продолжал Жакар, – передо мной нелегкий выбор. Либо после меня на престол взойдет бастард. Либо я отрекаюсь от ублюдка, и все узнают…

Конец фразы, как обычно, повис в воздухе.

– Что вы рогоносец, сир, – уточнил Наймит, не щадя монарха. – Понимаю. Согласен, вы в тупике. Могу ли я выразить сомнения, сир? Вы уверены, что ребенок не ваш?

– Абсолютно.

– Сир, повторяю со всей почтительностью и деликатностью: совершенно уверены?

– Совершенно уверен, Наймит.

Жакар не стал вдаваться в подробности. Он бесплоден из-за собачьей крови с примесью волчьей. Странный факт потребовал бы дополнительных объяснений, пришлось бы вновь повторять долгую исповедь ночи Красной Луны. Нет уж. Он сказал все, что необходимо, тому, кого выбрал сам. Огонь пожрал записи, Бенуа хранил тайну на Белом острове. Как поступил Лисандр, неизвестно. Жакар позволил мальчишке сбежать в минуту крайней слабости. Потеря Стикса – невыносимый удар. Король признал свое поражение, как признают животные: лег на спину кверху лапами, подставил врагу брюхо и горло. В ту исключительную ночь король признал Лисандра хозяином. Возможно, он совершил ошибку, а может быть, нет. В любом случае больше никаких исповедей.

Наймит не отказался бы узнать, почему король так уверен в измене жены, ведь даже он сам, внимательный и вездесущий, ничего не заподозрил. Однако не стал настаивать.

– Даже не зная подробностей, могу предложить вам надежное средство, ваше величество.

– Воистину вам нет равных, добрый друг. И какое же?

– Выкидыш, ваше величество.

Жакар в задумчивости растирал колено. Он ни секунды не колебался, собираясь прервать беременность Эмы, но мысль о непоправимом вреде Виктории ему претила. Король больше не дорожил ею ни как женой, ни как любовницей, но где-то в глубине души еще теплилось воспоминание о любви, связанное именно с ней, на радость или на беду. Увидев, что он колеблется, Наймит уточнил:

– Лучшие средства те, что устраняют проблему полностью, сир. Разумеется, без урона здоровью королевы. Достаточно эмоционального потрясения.

– У нее нет сердца, Наймит. Трудно себе представить, что может ее потрясти.

Иноземец погладил бровь с небольшим шрамом, следом осколка, что вонзился в ночь взрыва. Белый шрам нарушал совершенную красоту Наймита, придавая ему нечто пиратское.

– Чувства не обязательно живут в сердце, сир.

– Неужели?

– Мы сможем воздействовать на ее эстетические пристрастия, ваше величество.

– Мне бы такое в голову не пришло. Эстетические пристрастия? И вы знаете, где они гнездятся?

– Да, ваше величество, уж точно не в сердце.

Жакар вяло махнул рукой.

– Действуйте, – вздохнул он.

Осуществление плана Наймита заняло несколько дней. Сначала подключилась Эсме, потом Манфред, через Манфреда – старший садовник, а тот уже лично отрядил в распоряжение короля необходимого помощника, так что главный советник выглядел совершенно непричастным к затее. Вся цепь сработала идеально от начала и до конца. Очень скоро королева стала постоянно натыкаться на урода, страшней которого не было не только в королевстве, но и в целом свете. Виктория так его боялась, что не раз требовала прогнать из дворца.

В розарии:

– Ужас какой!

У живописного пруда:

– Меня сейчас стошнит!

По дороге из гардеробной в зимний будуар:

– Закройте ставни! Не могу его видеть!

На прогулке возле часовни:

– Какой же он страшный! Ужасный! БЕЗОБРАЗНЫЙ!

Виктория боялась, что уродство заразно и скажется на ребенке. Чудовище приходило к ней в кошмарах. Она перестала гулять днем, приказывала заранее закрыть ставни в коридорах, по которым собиралась пройти. Словом, уродство Сильвена Удачи убивало не хуже стрел. Как-то утром Манфред поручил ему отнести королеве к завтраку корзину с великолепными фруктами. Виктория, увидев его среди фарфоровых ваз и позолоты, закричала что есть силы:

– УБЕРИТЕ ЕГО! А-А – А! УБЕРИТЕ! УБЕРИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ!

Она отослал и корзину с аппетитными румяными фруктами, хотя врачи настоятельно рекомендовали ей здоровое питание. Наймит почувствовал: пора нанести последний удар. В тот же вечер он позаботился, чтобы ночную стражу отрядили в курятник, где бесчинствовал лис-разбойник. И открыл таким образом путь Сильвену Удаче к личному палисаднику королевы. Манфред уточнил, в котором часу королева, любуясь собой в зеркальной двери, пила отвар мяты, облегчая работу печени, перегруженной пирожными с кремом. Любое лицо, если подсветить его снизу, становится пугающим. Лицо Сильвена Удачи превратилось в лик самого зла. Багровые рытвины, борозды, ямы и желтые пузыри. Адское видение возникло вдруг в глубине сада, покачиваясь, словно шар, в темноте и в пустоте. Виктория сначала решила, что ей мерещится. Губы Сильвена змеились злобной усмешкой. Можно поклясться, добра галлюцинация не сулила.

– Дьявол, – поняла Виктория.

Рыжие волосы встали дыбом, мята потекла по шелковому пеньюару, ни единого крика не вырвалось из груди. Королева онемела, припоминая в эту секунду все свои дурные поступки, все черные мысли. Она почти признала, что вполне заслужила гореть в адском пламени. Но раскаяние не нашло благодатной почвы в ее душе. Виктория вдруг ощерилась. Ни за что!