На первых этапах кризиса император склонен был поддерживать В. А. Сухомлинова практически во всем. «Немцы в своей промышленной стране, – писал военный министр Н. Н. Янушкевичу 2 (15) декабря 1914 г., – имея Круппа, 40 лет готовились к войне, а мы всего каких-нибудь пять лет и вот уже пятый месяц беспрерывно стреляем, да как еще палим, и даже просто бросаем боевые припасы. А что было в I и II армиях… По-видимому, по снарядам и в иностранных армиях также слабо, и они не справляются»76. Поддержка императора была весьма важна. Для многих не было секретом и то, что великий князь Сергей Михайлович, генерал-фельдцейхмейстер, особенно старался в обвинениях в адрес военного министра, для того чтобы отвести возможную критику в собственный адрес. «Вообще после войны тут многое, что откроется, – отмечал в своем дневнике в конце апреля 1915 г. Андрей Владимирович, – скорее, в пользу Сухомлинова и не в пользу тех, кто его так открыто обвиняет»77.

На самом деле ни одна армия, вступившая в войну, не была готова к ее требованиям. «Наше снабжение боевыми припасами было тоже не на высоте тех требований, которые предъявляла русской армии всемирная война, – вспоминал В. А. Сухомлинов. – Но наша армия в 1915 г. со своим недостатком снабжения находилась точно в таком же положении, как и другие армии. В августе 1914 г. ни одна армия, выступавшая на войну со своими запасами боевого снабжения, не была в силах покрыть неисчислимые обширные потребности войск. Русская армия была обеспечена всего лишь едва на 6 месяцев. Наступивший тогда в действительности расход снарядов превзошел все самые широкие предположения»78.

Об этом же свидетельствуют и противники, и союзники Р оссии в войне. Генерал Э. Людендорф отмечал: «На востоке у нас никогда не было недостатка в боевых припасах. Мы всегда имели их столько, сколько транспорт мог доставить по плохим дорогам. В позиционной войне тогда еще не образовывали крупных складов. На западе обстоятельства складывались иначе, и там чувствительно сказывался недостаток в боевых припасах. Все вступившие в войну государства недооценили как действительность сильно сконцентрированного артиллерийского огня, так и расход боевых припасов»79. Отметим для правильного понимания слов германского генерала, что, во-первых, на востоке интенсивность артиллерийских поединков была гораздо ниже, чем на западе, а во-вторых, сбои в снабжении германской армии все же имели место в конце 1914 г. Довоенная германская военная промышленность, насчитывавшая до 30 заводов, не могла обеспечить снабжение в требуемых объемах без милитаризации производства80.

«Несмотря на крупные военные морские программы, осуществленные в законопроектах 1911, 1912 и 1913 гг., – отмечал в своих мемуарах Маттиас Эрцбергер, – мировая война застигла немецкий народ неподготовленным (выделено автором. – А. О.) в военном, хозяйственном и политическом отношении; без гениального открытия способа добывания азота из воздуха в начале 1915 г. производство пороха в Германии должно было прекратиться»81. В октябре 1914 г. из-за недостатка пороха были даже прекращены штурмы Вердена: командование боялось, что армия кронпринца в случае контрудара противника окажется без огневой поддержки, эти же соображения тормозили широкое использование тяжелой артиллерии на Западном фронте. 17 ноября 1914 г. А. фон Тирпиц, находившийся в Ставке кайзера в Шарлевилле, отмечал: «С тяжелыми «Бертами» придется обождать, пока у нас не будет достаточно пороха. С начала войны мы (то есть военно-морской флот. – А. О.) передаем армии весь следуемый нам по контрактам порох, а также сукно, провиант и различные материалы»82.

Только с весны 1915 по конец лета 1916 г. германский фронт, по свидетельству военного министра Второго рейха генерала Э. фон Фалькенгайна, не испытывал проблем в снабжении снарядами83. Что же касается австрийцев, то у них положение со снарядами было особенно тяжелым. Объективной трудностью мобилизации промышленности стало большое количество устаревших моделей артиллерии, австро-венгерская армия использовала сорок пять видов орудий, каждое из которых требовало особого вида снарядов. К декабрю 1914 г. ежемесячное производство боеприпасов в Австро-Венгрии составило 116 тыс. единиц, в то время как недельная потребность фронта равнялась 240 тыс. Только к 1916 г. ежемесячное производство снарядов Дунайской монархии достигло максимальной цифры в 1 млн, в то время как русское производство превосходило ее более чем в четыре раза, а германское – в семь раз84. Всего же с начала войны и до 1 марта 1917 г. на фронт поступило (кроме предвоенного запаса) 52,6 млн трехдюймовых снарядов (из них 9,2 млн от зарубежных поставщиков), 14 310 легких орудий и 1657 гаубиц85.

Не была исключением и Франция, имевшая до войны 30 казенных и частных военных заводов. Во французской армии кризис в обеспечении артиллерии проявился уже в октябре 1914 г., и, по свидетельству маршала Ж. Жоффра, был преодолен только к концу 1915 г.86 Последнее не удивительно, ведь с началом войны и объявлением мобилизации во Франции было закрыто 47 % всех заводов, фабрик, учреждений и магазинов, в незакрытых фабриках и заводах 22 % рабочих были мобилизованы, 44 % уволены и только 34 % остались работать. Многие военные заводы резко сократили свои объемы, так как артиллерийское производство аннулировало многие довоенные заказы87. Восстанавливать производство и разворачивать его начали с конца 1914 – начала 1915 г.

Еще хуже дело обстояло в Англии. Там тоже ошиблись в расчетах, и военному министру Г Китченеру пришлось обращаться к французам с просьбой временно выделить в распоряжение экспедиционного корпуса 300 орудий 90-мм калибра88. Д. Ллойд-Джордж, возглавлявший Министерство боеприпасов, вспоминал: «Хотя недостаток в военном снаряжении обнаружился весной 1915 г. во всех или почти всех отраслях снабжения военными материалами, нужда в артиллерийских снарядах на фронте оказалась особенно большой»89. Потребности британской армии были удовлетворены только к летней кампании 1916 г.90 Как знакомо для России звучат слова Д. Ллойд-Джорджа о Военном министерстве Британии: «К сожалению, военное ведомство находилось во власти реакционных традиций. Политика военного ведомства, казалось, сводилась не к подготовке будущей войны, а к подготовке предыдущей или предпредыдущей войны… Ум военного человека ищет опоры в традиции; память заменяет военным гибкость мысли»91.

Россия, имеющая перед войной 21 военный завод, не слишком отличалась от других государств Европы92. Сходство проявлялось не только в количественных показателях, но и в качестве управления. Русские заводы были в основном крупными современными предприятиями с большим производственным потенциалом. Но в их управлении не было ни жесткой централизации, ни планов создания обученного резерва инженеров и квалифицированных рабочих, которые в случае мобилизации производства могли бы позволить резко увеличить выпуск продукции в сжатые сроки93.

В начале войны было еще одно сходство России с ее европейскими союзниками. Правительство, «общественность» и народ были убеждены в том, что армии и государству предстоит тяжелая борьба с Германией, но абсолютное большинство было уверено в том, что война не затянется дольше нескольких месяцев и, уж во всяком случае, закончится к зиме 1914 г.94 Но это сходство носило формальный характер. Русское общество очень скоро забыло о своих настроениях начала войны. Тем не менее, когда в декабре 1914 г. и в феврале 1915 г. Главное артиллерийское управление и военный министр вновь, как и в первые дни войны, обратились в Совет министров с предложением утвердить проект об особом положении в государственной военной промышленности, правительство опять не поддержало его95.