в какой дефицит молока усугублял и без того скудное питание детей из этой возрастной группы, он ускорял их смерть.

Ясли, принимавшие детей до трех лет, должны были стать прибежищем для слабых и больных, но персонал, включая врачей и сестер, не имел средств для решения многих задач. Дети уже страдали от недостатка веса и недоедания, и работникам яслей было трудно возместить этот ущерб. Проверки, проведенные в яслях при оборонных заводах Свердловской области в первой половине 1942 года, показали, что, хотя вес значительной части детей при рождении отвечал норме, к моменту поступления в ясли они страдали серьезным дефицитом веса и продолжали терять вес уже в яслях. Некоторым яслям удалось временно переломить эту тенденцию, задействовав летом дополнительные ресурсы, но удержать достигнутый результат они не смогли. К концу 1942 года в некоторых яслях уже регистрировали страшные показатели смертности. Так, в яслях при Верх-Исетском металлургическом заводе в Свердловске во второй половине 1942 года умерло 11 % детей. В городе Лысьве Молотовской области за первую половину 1942 года умерло 16 % детей во всех городских яслях, подавляющее большинство – от пневмонии и желудочно-кишечных заболеваний[1026]. В конце 1942 года выяснилось, что в «лучших яслях» Ярославля от 13 до 18 % детей болеют дистрофией, а от 20 до 30 % – рахитом. Широко распространился и туберкулез. Рацион детей состоял практически из одних углеводов, потому что ясли получали очень мало молока, овощей, жиров или белка. Большинство детей все же набирали вес, но медленно, серьезно отставая от нормы своей возрастной группы[1027]. Несмотря на отдельные положительные примеры, большинство яслей не располагало достаточным количеством продовольствия, чтобы противодействовать широко распространенным проблемам с питанием. За годы войны ключевыми факторами, влияющими на здоровье детей, стали уже не инфекционные заболевания, а хронические: истощение, рахит, туберкулез. Состояние детей, как и взрослых, не претерпело существенных изменений до конца 1944 года, когда ситуация с продовольствием заметно улучшилась.

Производственная гигиена

В годы первой пятилетки (1928–1932) в советском здравоохранении произошел серьезный сдвиг: профилактическая и общедоступная медицина уступила место «производственному принципу», как его называют историки. Теперь задача системы здравоохранения заключалась в повышении производительности, поэтому медицинскую помощь в первую очередь оказывали тем, кто работал на производстве. Переориентация принесла долгожданные изменения в организации производственной медицины, но не сулила ничего хорошего заболевшим рабочим. Обязанность заводского врача состояла не в том, чтобы восстановить здоровье рабочего ради его блага, а в том, чтобы как можно скорее поставить его на ноги и вернуть к труду, даже если бы такая мера надолго нанесла ущерб его здоровью. В 1930‐е годы от строгого следования производственному принципу постепенно отошли, так что заметно развивались и другие области здравоохранения[1028].

Но во время войны этот принцип снова вышел на первый план: Наркомздрав создал новое подразделение, занимающееся исключительно здоровьем работников оборонной промышленности и смежных отраслей: черной и цветной металлургии, добычи угля, производства стройматериалов, текстильной и легкой промышленности, пищевых комбинатов. Количественно такие рабочие составляли менее 10 % всего работающего населения, в том числе занятого в сельском хозяйстве, но поскольку их труд имел принципиальное значение для государства, оно обеспечило им привилегированный доступ к медицинской помощи[1029]. Здесь действовала та же логика, что лежала в основе карточной системы: скудные ресурсы направлялись прежде всего рабочим, игравшим первостепенную роль в обеспечении фронта.

В период интенсивной индустриализации из‐за нехватки защитных средств, высоких темпов производства и неопытности рабочих росло количество случаев профессиональных заболеваний, производственных травм и смертей на предприятиях[1030]. Война усугубила эти проблемы. Почти повсеместно эвакуация привела к ухудшению условий труда. Когда одним эвакуированным заводам пришлось делить помещение с другими, а также с местными предприятиями, когда местные советы вселяли или переводили заводы в школы, административные учреждения, складские помещения и другие здания, не предназначенные для промышленного производства, возникло множество новых угроз, особенно для тех, кто работал на опасном производстве и подвергался риску отравления[1031]. В новых, наспех возведенных сооружениях часто обнаруживались строительные изъяны[1032]. Необходимость как можно быстрее выполнить поступавшие с фронта заказы, в свою очередь, побуждала рабочих пренебрегать техникой безопасности, притом что многие молодые или неопытные мобилизованные рабочие не прошли достаточного обучения по использованию оборудования и материалов. Главное управление трудовых резервов издало инструкции по технике безопасности и производственной гигиене только в феврале 1944 года, но к тому времени десятки тысяч рабочих уже получили травмы, подорвали здоровье и страдали профессиональными заболеваниями[1033].

По мере того как новые сферы производства, особенно производство боеприпасов и авиационного топлива, активно развивались, рабочие все чаще контактировали с чрезвычайно опасными веществами, включая тетраэтилсвинец, тринитротолуол и едкие эмульсии, применяемые для охлаждения оборудования. К 1942 году на последствия такой практики наглядно указывало количество рабочих дней, потерянных из‐за болезней, травм и плохого самочувствия. В октябре 1942 года Центральное статистическое управление установило, что в большинстве отраслей оборонной или связанной с обороной промышленности рабочие в среднем теряли от двух с половиной до четырех недель в году из‐за болезней и травм. Эти поразительные показатели в два – четыре раза превышали среднестатистические данные по всем предприятиям в июне 1941 года до начала войны и более чем в восемь раз – ущерб, наносимый заводам прогулами, нарушением трудовой дисциплины, с которым активно боролось государство[1034]. Статистика показывала, что основная проблема заключается вовсе не в том, что рабочие время от времени не выходят на работу без уважительной причины. К тому же при подсчетах не учитывались те, кто, несмотря на серьезные заболевания, такие как туберкулез и дистрофия, все равно выходил на работу, равно как и многочисленные заключенные и ссыльные, чье здоровье пострадало еще сильнее, но кто не был представлен в подобных исследованиях.

Острые респираторные, желудочно-кишечные и кожные заболевания составляли три из четырех главных причин отсутствия по болезни. Четвертая причина – травмы, полученные на производстве или дома, – тоже встречалась теперь намного чаще[1035]. Часть времени, потерянного по болезни, можно было списать на крайнее переутомление. В военное время был установлен одиннадцатичасовой рабочий день и отменены все праздники[1036]. Рабочим – в зависимости от того, в какой отрасли они были заняты, – давали до двух выходных в месяц, но на практике и их часто отменяли. В выходной день достаточно было предупредить человека за короткий срок, чтобы вызвать его на работу, которая могла продолжаться до шестнадцати часов. Мало кто мог выдержать такой изматывающий, безжалостный график. Усталость повышала вероятность несчастных случаев,