Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отсутствие нормальных санитарно-гигиенических условий, кипяченой воды и мыла респираторные, желудочно-кишечные и кожные инфекции моментально распространялись в переполненных общежитиях и землянках. По оценкам большинства промышленных наркоматов, время, потерянное рабочими из‐за распространения кожных заболеваний, по сравнению с 1940 годом увеличилось на 50–100 %[1038]. В большинстве случаев речь шла о бактериальных инфекциях: фурункулезе, пиодермии, карбункуле и роже, – но причиной некоторых были и паразиты, наиболее распространенное из таких заболеваний – чесотка. При плохой гигиене, нехватке защитной одежды, мыла, элементарных средств для оказания первой помощи и антисептиков самая безобидная и незначительная травма – царапина, порез, трещина на коже – рисковала быстро перерасти в серьезную болезнь. В 1942–1944 годах на Горьковском автомобильном заводе (ГАЗе) ежегодно примерно каждый пятый рабочий страдал достаточно серьезным кожным заболеванием, чтобы не выходить на работу, причем в среднем каждый из них болел по девять-десять дней. Но так обстояло дело не только на ГАЗе. Горьковский станкозавод терял из‐за кожных заболеваний почти вдвое больше дней, чем ГАЗ[1039]. В ряде отраслей рабочие контактировали с чрезвычайно едкими эмульсиями, используемыми для смазки или охлаждения оборудования и вызывавшими химические ожоги, а если их регулярно не фильтровали, то и создававшими питательную среду для бактерий[1040]. Повсеместно недоставало чистых бинтов для перевязки, поэтому раны либо не обрабатывали, либо рабочие перевязывали их грязными тряпками[1041]. Антисептика в целом считалась новым словом в медицине. В марте 1943 года, то есть через двадцать один месяц после начала войны, в механических цехах московского завода № 45 ввели эту «новаторскую» меру: начали обрабатывать йодом любой порез и царапину. За один только месяц пришлось обработать более чем 3000 таких ран[1042]. Некоторые наблюдательные заводские врачи отметили тесную связь между кожными заболеваниями и серьезным истощением – позднее в ходе научных исследований питания эта догадка подтвердилась[1043]. Когда человек не получал жиров, белка и цинка, даже неглубокие ранки заживали долго, а риск заражения увеличивался[1044].
Опаснее всего было работать в таких отраслях, как добыча угля, черная металлургия, машиностроение и химическое производство[1045]. В 1943 году на угольных шахтах Кузбасса зафиксировали один несчастный случай на каждых шестерых рабочих, а на химических заводах – один на каждые двенадцать человек в 1942 году и один на каждые тринадцать в 1943-м. Среди несчастных случаев было много серьезных, даже со смертельным исходом. Среднестатистическое происшествие выводило рабочего из строя в Кузбассе на двенадцать рабочих дней, на химических комбинатах – на четырнадцать, на ГАЗе – на четырнадцать с половиной, что почти вдвое превышало число дней, которые ГАЗ терял из‐за несчастных случаев в предшествующие войне месяцы. На кузбасских шахтах в 1942 году погибло 275 человек, а 1943-м – 365 человек[1046]. Причины столь частных аварий были очевидны даже случайному наблюдателю. Цеха были загромождены металлом, оборудованием и ломом. Складских помещений не хватало, и готовая продукция превращала цеха и коридоры в зоны опасных препятствий. Поскольку электричество и топливо старались экономить, заводы освещались слабо. Электрические лампочки были редкостью, а естественный свет едва проникал во многие цеха из‐за немытых окон, тем более там, где стекло было разбито, их закрывали фанерой. На огромном металлургическом комбинате в Кузнецке лампочки были вставлены в менее чем 15 % патронов[1047]. На угольных шахтах не хватало древесины для подпорок, что увеличивало риск обвалов[1048]. В условиях повышенного риска молодые, неопытные и зачастую непригодные для этой работы люди начали трудиться почти без обучения. Шахтеры на добыче угля – профессия, опасная даже при самых благоприятных обстоятельствах, – проходили минимальную подготовку. В конце 1943 года прокурор Ростовской области пожаловался, что в шахты посылают подростков, иногда всего тринадцати-четырнадцати лет. Самые юные отрабатывали под землей полную смену – одиннадцать часов, – несмотря на то что трудовое законодательство предписывало ограничить рабочий день для этой возрастной категории шестью часами. Многих ребят серьезно покалечило, некоторых – на всю жизнь, и по меньшей мере один мальчик погиб, упав под колеса вагонетки. Неудивительно, что с опасной работы на шахтах люди массово бежали[1049].
В других отраслях риск был связан в первую очередь не с травмами, а с отравлением. Рабочим приходилось иметь дело с разнообразными опасными химикатами и веществами, часто специфическими именно для военной промышленности: новыми видами растворов, применяемыми при химической обработке дерева; хлорбензолом и составляющими бензина; химикатами, используемыми для производства боеприпасов; ароматическими азосоединениями; соединениями мышьяка; асбестовой пылью; свинцовой пылью; тетраэтилсвинцом, применявшимся как антипирен и антидетонирующая присадка к авиационному топливу[1050]. На предприятиях, вынужденных существовать под одной крышей, испарения всех этих веществ смешивались, образуя новые, неизвестные, смертельно опасные соединения. Новые типы химикатов пополнили длинный перечень давно известных опасностей, таких как ртуть, анилиновые красители, серная кислота, мелкие металлические частицы, газы и высокие температуры на металлургических предприятиях. Все эти вещества и их побочные продукты поражали печень, кожу, глаза, нервы и легкие. Производство боеприпасов, где использовали, в частности, тринитротолуол и нитроцеллюлозу, загрязняло воздух оксидами азота, динитробензолом, эфиром, гексогеном и другими химикатами. Рабочие помещения не были герметизированы, и утечка газа могла привести к временной приостановке работы целых цехов[1051]. На заводе боеприпасов № 56 в Нижнем Тагиле рабочие, выполнявшие опасные операции, из‐за слабой вентиляции постоянно подвергались воздействию ядовитых газов. В 1943 году обнаружилось, что половина рабочих в опасных цехах получили отравление на производстве, а к 1944 году этот показатель вырос почти до 100 %. Местная администрация и органы здравоохранения неоднократно указывали руководителям предприятий на неподобающие условия, но необходимость наращивать темпы производства заглушала их жалобы. Директора заводов приняли меры, только когда вмешался Свердловский обком партии[1052].
Серьезную угрозу представляло и отравление свинцом, поражающим центральную нервную систему. Еще в 1928 году ввели строгие правила, предписывавшие оборудовать заводы специальными душевыми, прачечными, умывальными, санпропускниками и особыми помещениями для хранения верхней и грязной одежды. Умывальные предполагалось снабдить мылом, жесткими щетками и жидкостью для полоскания рта, а рабочие должны были иметь свое полотенце, зубную щетку и зубной порошок. Есть разрешалось только в помещениях, тщательно изолированных от производственных цехов[1053]. В инструкциях по