Шестиликой, пока до кошкодава не докричались, — Леонтий Афанасьевич сделал паузу, втянул носом воздух, к чему-то прислушался, затем пояснил: — Подготовку ритуала он не останавливал.

Михаил сделал шаг вперёд и замер, пытливо рассматривая отсылающего их князя. Это было очень странно — видеть сдавшегося Ромадановского, а, на взгляд Михаила, князь именно сдался. Он всегда боролся до последнего, пытаясь минимизировать потери, количество жертв и разрушений. Или Леонтий Афанасьевич просто всё уже просчитал? И тот вариант, что он предлагает, действительно самый… гуманный? Один истерзанный ребёнок — это наименьшая из возможных потерь? Память услужливо подсунула воспоминание: полянка, длиннорогая коза с белоснежной шерстью и остановившимся взглядом, труп и смрад.

— Поверьте, если бы судьба предоставила девчушке хоть единый шанс, я бы его не упустил, — тихий бархатный голос князя вернул Михаила в реальность.

Судьба, шанс… Мысль не успела ещё оформиться окончательно, а Михаил уже заговорил:

— Ваше сиятельство, держу пари, что девочка выйдет из этой опасной ситуации живой и здоровой!

Князь качнул головой и разочарованно цокнул языком:

— Учишь вас, учишь… Скажем так, способ — одобряю. Но рекомендую: взять паузу, недолгую, продумать формулировку, расставить приоритеты и оценить вероятность конфликта с уже заключённым пари… Думай, Миша, думай! У тебя есть три минуты и ещё одна попытка.

Мысли, одинокие и бессвязные, заметались в пустой голове. Приоритеты… Конфликты… Михаил оглянулся на Кречетову-старшую, встретил внимательный пытливый взгляд, послал ей ободряющую улыбку. Посмотрел на свою правую ладонь, в центре которой слабо светился Знак, растерявший изрядную часть своих компонентов. Одна черта… Последнее условие — дитя тяжкую ношу должно поднять, что до того на плечи взрослых неподъёмным грузом падала. «Ну что ж, — невесело усмехнувшись, подумал Михаил, — во избежание конфликта в новом пари обойдёмся без какого-либо упоминания детей…»

— Держу пари, что сегодня ничто не помешает изловить «кошкодава»! — решительно произнёс он вслух и в очередной раз протянул руку князю.

Тот чуть помедлил, поморщился, буркнул что-то вроде «до идеала далеко», но руку пожал.

— Боюсь, что помешать поимке может многое и многие, — сказал князь.

Михаил почувствовал, что левая ладонь чуть погорячела. Поднёс её к лицу. Увидел на ней Знак, очень похожий на Знак на второй ладони, с той только разницей, что чёрточка-условие здесь изначально одна была да по периметру щедро, на три четверти окружности, насыпаны точки, а не треугольники.

— Этот исправленный, без заковычки, — пояснил Ромадановский. — Изначального, что Пельн создал, и одного, активированного, на всю Славию довольно.

Ладонь защипало. Одна из точек на периметре Знака вспыхнула и исчезла.

— Минуты? Меньше часа? — удивился Михаил.

— Ты ж сам в пари про сегодня сказал, — фыркнул князь. — А сколько его, этого сегодня, осталось? Уж полночь близится…

Михаил спиной почувствовал чьё-то внимание. Обернулся — Анна продолжала молча сверлить его взглядом.

— Ступайте уже! Барышням домой пора! — Ромадановский повелительно взмахнул рукой, отсылая всех лишних, а сам отправился что-то считать и отдавать тихие отрывистые приказы оставшимся в его распоряжении людям.

Глава 80. Ночь

Аннушка смотрела на Милованова. Иногда переводила взгляд на мелькающие по обочинам тени, укрывшееся тучами небо, краешек выглянувшей в прореху луны и вновь обращала взор к соседу. Вернее, тени, луну и соседа, должно быть, видела Ольга, когда поднимала заплаканное лицо от плеча жениха. Аннушка разглядывала иное: слабый зеленовато-перламутровый, отдающий гнильцой свет, разлитый в эфире, плотные сверкающие разноцветьем нити, что окутывали Милованова. Часть этих нитей тянулась к ней, часть уходила в темноту позади коляски, туда, где полтора десятка мужчин остались ждать смерти маленькой девочки. Несколько нитей, самых тонких и незаметных, шли куда-то ввысь. Проследить их не было никакой возможности, да, если честно, и желания акцентировать на них своё внимание ощущалось не много.

Приступа ещё не было, но удерживать взгляд становилось всё трудней. Никогда раньше Аннушке не приходилось использовать свой дар так долго, так глубоко и на столь большом объёме. Концентрация терялась, картинка то и дело размывалась, но Аннушка упорно возвращала себя в полуявь, боясь, что если потеряет из виду это сияние и эти ниточки, то навалившиеся на неё тревога, страх и беспомощность не позволят уже вернуться к этому состоянию, и тогда единственное, что ей останется, — это слёзы, такие же горькие и бесполезные, как и у сестры.

Милованов ёрзал на сидении, морщился, то и дело подносил ладонь со свежепоявившимся Знаком к лицу.

— Ты зачем слова изменил? — угрюмо спросил Андрей, глядя куда-то поверх плеча приятеля.

— М-м-м? — непонимающе откликнулся тот, отрываясь от изучения нового Знака.

— Слова спора с князем зачем изменил? Первый вариант лучше был. Мразь эту они и так поймают, а у девчушки, можно сказать, последний шанс был…

— Князь на первую формулировку нипочём бы не согласился. Он мою удачу лучше меня изучил. Все её выкрутасы знает.

— Ну так и не спорил бы с князем! Со мною бы об заклад побился, или… — Андрей многозначительно замолчал и покосился в сторону Аннушки.

Та сидела недвижимо, даже ресницы лишний раз не опускала. Голоса мужчин доносились до неё отчётливо, но смысл сказанного ускользал.

— С тобой… — Михаил скривился. — Во-первых, я до этого варианта не сразу додумался, а во-вторых, может, оно и к лучшему.

Андрей возмущённо хекнул.

— Если бы я поспорил, что девочка не пострадает, и благодаря моей удачливости это бы сбылось, то, скорее всего, кошкодав наш сбежал бы, — поморщившись, начал объяснять Михаил. — Удача — дело такое… точно отмеренное и узконаправленное. Да и не из бездонного кувшина черпается. Если где-то прибывает — значит, откуда-то убыло… Так что ушёл бы наш кошкодав. Это как минимум. Может, и чего похуже бы произошло… Но это пустое. На это бы я плюнул…

Он умолк, вновь поморщился и, глянув на руку, хрипло спросил у кучера:

— Долго ль ещё?

— До Бельканты? Дык, за полчаса управимся, барин, — флегматично ответил тот, оглядываясь через плечо.

Милованов скривился.

— Так отчего не плюнул? Слюны не хватило? — буркнул Андрей. — Сейчас плюнь. Давай поспорим. Держу пари: девочка живой из рук кошкодава не вырвется. Ну!

Андрей отстранил притихшую Ольгу и протянул руку Михаилу.

Тот руки не подал, проговорил тихо:

— Особенность есть у дара моего фамильного. Мне крайне не рекомендуется сразу несколько споров заключать. А ежели такое всё-таки случилось, то условия в этих пари