– У нас тут разношёрстная компания. Даже пара медведей есть. Кстати, а Гастел человек, но Кетал его принял в стаю, – заметив растерянность Реми, объяснил Дорел. Дядя в стае, волк без пары, он присматривал за молодняком и защищал щенков в случае опасности. Он не конкурировал с вожаком за главенство, смирившись со своим положением.

– Человек? Среди волков… – Реми переводил взгляд с одного оборотня на другого.

– Славный парень, если узнать его поближе. – На плечо Гастела упала здоровенная лапища медведя, который не стал принимать облик человека. Оборотень заревел, а человек от дружеского хлопка упал на одно колено. Кетал махнул им кружкой, расплескав половину её содержимого.

– Нифига подобного, – на ухо Реми прошептал Пустынник и принялся хлопать в ладоши, улыбаясь медведю.

– Друзья! – Вожак поднялся со своего места и подошёл к костру. – Персефона в зените, – он указал на небо и напомнил, – мы должны проводить нашего брата, Рамиро, в последний путь.

К костру приблизилась светловолосая девушка в подавленном состоянии, в руках она держала голову своего брата с такими же светлыми волосами. Двое оборотней – высокий со светло-серыми волосами, в меховом коротком кафтане и коренастый с тёмно-русыми вихрами, подвязанными банданой, в пятнистых свободных штанах и повязанной на бёдрах рубахе – поднесли к костру остальные части тела мёртвого собрата, собранные в стане кошек.

– Золотистых волков, как и голубых, провожают по свету, – неожиданно серьёзно сообщил Пустынник. Реми он показался неугомонным шалопаем, но и ему не чужды общие грусть и печаль по умершим. Мальчик помнил из детства что-то об обряде светом, где главным условием было дождаться зенита светила, не важно солнца или Персефоны. Волчку всучили длинную зажженную палочку, как и остальным оборотням. Свечей они раздобыть не успели.

Останки Рамиро бросили в огонь, добавив хвороста, чтобы они быстрее сгорели. Все наблюдали за пляской пламени в центре круга, образованного оборотнями.

Кетал завыл первым, он, не оборачиваясь волком, произвёл долгий, глубокий, полный печали звук, к которому по старшинству присоединялись остальные члены стаи. Общий вой звучал протяжно, грустно и мелодично. Реми почувствовал связь со всеми на поляне. Через вой выходила общая печаль, общая грусть; вырывались тяжёлые, гнетущие эмоции и устремлялись ввысь к свету Персефоны, провожая с собой пепел падшего от лап кошек Рамиро.

В стороне ревели медведи и пытались подвывать ласка и двое енотов. Гастел, единственный человек в стае, мычал грустный мотив. Из леса донеслось эхо чужого воя, он звучал немного иначе, более хриплый и рычащий. Позже Реми узнал, что так пели укушенные оборотни, те самые дикие и необузданные, идущие на поводу звериной сущности, которых так боялись и на кого ровняли всех обычные люди.

Кетал опустил голову и замолчал. Остальные голоса стихли. Гробовую тишину нарушал лишь треск горящих веток. Двое мужчин подбросили в затухающее пламя новых поленьев. Оборотни обнимали светловолосую девушку, сестру погибшего Рамиро, приносили ей соболезнования и возвращались на свои места.

Девушка немного успокоилась и иногда даже улыбалась.

Вскоре посиделки продолжились, снова отовсюду долетали обрывки разговоров. Дорел выкатил на поляну бочонок пива, и все принялись весело шуметь около него, попутно наполняя свои деревянные чашки. Обходя всех, чтобы никому не мешать, Реми оказался недалеко от вожака и попался ему на глаза.

Кетал принял кружку с хмельным напитком, заботливо принесённую Релиной, и дерзко обнял её, притянув к себе поближе.

– Слышь, Волчок. Завтра тебя с Реной сведу, – изрядно охмелев, заявил Кетал. – Посмотрим, чо выйдет. Ик.

– Да, да, да. Может, в шалаш уже пойдёшь? – успокаивающим тоном, словно говорила с неразумным ребёнком и с пьяными мужчинами, предложила Релина. – Иди и ты отдыхай, Волчок. Надо набраться сил.

– А как же… – но Реми не успел договорить.

– Завтра! Всё решим завтра! – завопил Кетал, перебивая всех. – А сейчас ночь любви. Да? Поцелуйчик? – мужчина навалился на бедную Релину, руки его блуждали по её, облачённому в сарафан, телу. Женщина не сильно сопротивлялась, но настойчиво вела вожака к шалашу.

Он так быстро напился, подумал Реми, но тут заметил, как удаляющийся с Релиной Кетал, обернулся и игриво подмигнул ему. Он притворяется? Но зачем? Странный какой-то этот чёрный волк. Не серьёзный.

Мальчик не успел додумать сонную, вялую мысль, Пустынник всучил ему кружку с элем и принялся о чём-то расспрашивать, в основном о тюрьме и побеге. Реми не помнил, что отвечал, улучив момент, он улизнул и несколько захмелевший уснул под кустом дикой сирени, ещё не успевшей набрать бутоны.

Проснувшись на рассвете с похмельной мутью в голове, Реми побрёл вниз со склона, в поисках ручья забредя в чащу леса. Жажда мучила неимоверная, а копаться в запасах оборотней мальчик постеснялся. Если он найдёт ручей, то без раздумий залезет в воду весь целиком. Только палец не мочить, вспомнил оборотень и опустил взгляд к руке. Его ноготь отрос наполовину от нормального размера, но продолжал ныть и болеть.

В поисках ручья, Реми отошёл от стоянки разбойников на приличное расстояние. Он спускался, иногда спотыкаясь на корнях деревьев, что вылезали из размытой дождём земли. Судьба улыбнулась мальчику, он нашёл ручеёк, весело бегущий к подножию горы. Быстро стянув с себя одежду, обмотав палец краем рукава, оборотень ступил в ледяную воду и тут же приободрился; плескаясь в ручье, он кое-как себя помыл и намочил дурную голову, вмиг освежившись. Волоски на коже вставали дыбом, челюсть свело, дыхание спёрло, но Реми продолжал брызгать на себя водой. Продрогнув до костей, он вылез, отряхнулся и принялся прыгать возле ручья, согреваясь, разгоняя кровь по венам и обсыхая. Увечный палец отдавался терпимой болью, покалывал и пульсировал, но ноготь рос, и Реми радовался хотя бы этому.

Не только кровь побежала по венам, но и мысли в голове. За последние несколько дней с Реми случилось столько всего: он сбежал из Товер Пост, чуть не умер, угодил к кошкам, его вытащили из плена; и теперь он среди оборотней-разбойников, где ему не все рады. Те, кто не рад, правы, кто он такой, чтобы путешествовать с волками? Он крысёныш! Недостойный сын своих предков, слабый, очеловечившийся. Реми слишком долго жил среди людей, слишком долго подавлял в себе зверя.

Мальчик натянул штаны и сел, сжав колени, стараясь не задевать свежий ноготь. Стоило его задеть, как всю руку простреливала резкая боль. Она утихла, Реми погрузился в мысли. Каждый раз, когда он вспоминал свою жизнь, ему хотелось убить себя. Точно также захотят поступить с ним волки, когда узнают, какое он ничтожество. Кетал сказал, все совершают