Карла ткнула меня локтем в бок. Я поднялся, подошел и пожал руку Сильвано. При этом он попытался превратить пожатие в силовое состязание.

– Достаточно, – сказал Идрис, и мы разняли побелевшие от напряжения руки. – Это было… вполне просветляюще. А теперь присаживайтесь, и мы начнем.

Я вернулся на свое место. Абдулла неодобрительно покачал головой. Карла прошипела только одно слово:

– Идиот!

Я попытался скорчить пренебрежительную гримасу, но не смог, потому что она была права.

– Итак, – сказал Идрис, – первым делом специально для нашего гостя повторим правила. Правило номер один?

– Правило номер один: никаких наставников! – дружным хором откликнулись ученики.

– Правило номер два?

– Правило номер два: каждый сам себе наставник!

– Правило номер три?

– Правило номер три: никогда не поступайся свободой разума!

– Правило номер четыре?

– Правило номер четыре: освободи сознание от предрассудков!

– Прекрасно, – с улыбкой сказал Идрис. – Этого достаточно. Лично я вообще не люблю правила. Они похожи на карту местности, подменяющую реальный ландшафт. Но я знаю, что некоторые люди нуждаются в правилах, просто жить без них не могут. Так что вот вам эти четыре. Если вы их усвоили, можно добавить и правило номер пять: «Никаких правил».

Ученики рассмеялись вместе с учителем и сразу задвигались, усаживаясь поудобнее.

На вид Идрису было чуть за семьдесят. При ходьбе он опирался на посох, но двигался легко и свободно, а в его худощавом теле чувствовалась немалая энергия. Курчавые седые волосы были подстрижены очень коротко, не отвлекая внимания зрителя от живых карих глаз, величественного крючковатого носа и припухлых, темных, очень подвижных губ.

– Насколько я помню, Карла, – начал Идрис, – в прошлый раз мы говорили о повиновении. Верно?

– Да, учитель-джи.

– Напоминаю тебе, Карла, как и остальным. Сейчас мы все – единый разум в поисках истины и единое сердце, исполненное дружбы. Так что зовите меня просто по имени, как я обращаюсь к вам. А теперь, Карла, скажи нам, что ты думаешь о предмете обсуждения?

Она смотрела на учителя, и взгляд ее полыхал, как лесной пожар.

– Вы в самом деле хотите это знать, Идрис?

– Конечно.

– Мое мнение?

– Да.

– О’кей. «Обожайте меня. Поклоняйтесь мне. Повинуйтесь мне… Я, мне, меня…» – вот и все, что когда-либо говорил нам Всевышний.

Ученики ахнули, но Идрис рассмеялся с явным удовольствием:

– Ха! Теперь вы понимаете, мои юные искатели мудрости, почему я так высоко ценю мнение Карлы?

Ответом ему был невнятный гул голосов.

Карла встала, отошла в сторону от группы и закурила сигарету, глядя на холмы и долины внизу. Я знал, почему она удалилась. Ей всегда становилось не по себе, когда кто-нибудь признавал ее правоту; она предпочла бы слыть остроумной и занятной, но только не «правильной».

– Обожание есть подчинение, – сказал Идрис. – Все религии, как и все царства земные, требуют от людей подчинения и повиновения. Из десятков тысяч верований, существовавших с начала времен, выжили только те, которые могли принудить людей к повиновению. А если узда повиновения ослабевает, основанная на нем религия уходит в небытие, как это случилось с когда-то великим культом Зевса, Аполлона и Венеры, долго господствовавшим над всем ведомым ему миром.

– Простите, Идрис, не означает ли это, что мы должны быть гордыми и никому не подчиняться? – спросил один из учеников.

– Нет. Конечно же нет, – ответил Идрис. – Хорошо, что ты задал этот вопрос, Арджун. То, о чем я веду речь, не имеет ничего общего с гордостью. Много полезного можно обрести, время от времени склоняя голову и опускаясь на колени. Каждому из нас полезно иной раз смирить свою гордыню, пасть ниц и признать, что ты ничего не знаешь, что ты вовсе не пуп земли и что тебе есть чего стыдиться из тобой содеянного, как есть и за что благодарить других. Вы согласны?

– Да, Идрис, – ответили несколько учеников.

– Теперь возьмем гордость – правильную гордость, необходимую нам для выживания в этом суровом мире. Правильная гордость никогда не скажет: «Я лучше, чем кто-то другой». Такие речи – удел порочной гордости. А правильная гордость говорит: «При всех моих недостатках я имею законное право на существование, и у меня есть воля как инструмент, с помощью которого я могу себя совершенствовать». Скажу больше, человек в принципе не способен изменить и улучшить себя самого, если у него нет правильной гордости. Вы согласны?

– Да, Идрис.

– Хорошо. Я хочу донести до вас следующее: преклоняйте колени в смирении, преклоняйте колени, ощущая связь со всеми живыми существами этого мира, преклоняйте колени, осознавая, что все мы едины в своем стремлении к истине. Преклоняйте колени, но не повинуйтесь слепо никогда и никому. Кто-нибудь желает что-то сказать по этому поводу?

Возникла пауза; ученики молча переглядывались.

– Лин, наш новый гость, – позвал Идрис, – что скажешь ты?

В эту самую минуту я вспоминал о тюремщиках, безнаказанно избивавших меня и других заключенных.

– Повиновение должно иметь разумный предел, иначе оно даст одним людям возможность творить все, что им вздумается, с другими людьми, – сказал я.

– Мне понравился твой ответ, – сказал Идрис.

Похвала мудреца подобна сладчайшему из вин. И я ощутил, как она согревает меня изнутри.

– Повиновение убивает совесть, – сказал Идрис. – Вот почему в нем нуждается всякая власть и организация.

– Но чему-то мы должны подчиняться? – подал голос молодой парс.

– Подчиняйся законам страны, в которой ты живешь, Зубин, – ответил Идрис. – Кроме тех случаев, когда эти законы вынуждают тебя идти против совести. Следуй золотому правилу: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Подчиняйся своей интуиции в творчестве, любви и познании. Подчиняйся универсальному закону сознания, согласно которому все, что ты думаешь, говоришь или делаешь, неизбежно имеет эффект, отличный от нулевого, пусть даже это сказывается лишь на тебе самом; посему в своих мыслях, словах и поступках старайся свести к минимуму негатив и акцентируй позитивную сторону. Повинуйся естественному стремлению прощать ближнего и делиться с ним тем, что имеешь. Повинуйся своей вере. Повинуйся зову сердца. Сердце никогда не лжет.

Он умолк и оглядел учеников, многие из которых конспектировали его слова. Потом он улыбнулся, покачал головой – и заплакал.

Я удивленно посмотрел на Абдуллу, спрашивая взглядом: «Он что, и вправду плачет?» Абдулла кивнул, а затем движением головы указал на учеников. Многие из них также плакали. Чуть погодя Идрис вновь заговорил, проглотив слезы: