С протестом против сокращения вооружений тут же очень нервно выступил Барту, ссылаясь на то, что вопрос этот не включен в повестку дня данного форума. Но его речь лишь скомпрометировала «союзников». И центр тяжести дальнейших переговоров они переносят в комиссии и кулуары конференции.

На следующий день на заседании политкомиссии Ллойд Джордж и Барту выставили на обсуждение совместный доклад экспертов. От советского правительства требовали признания финансовых обязательств всех своих предшественников, проведения реституции (возврата) национализированной собственности иностранцев, возмещения прочих убытков, причиненных им, создания для этого в России третейских судов, а также прекращения коммунистической пропаганды за рубежом. Советская делегация потребовала двухдневного перерыва.

14 апреля было опубликовано интервью Ленина американской газете «Нью-Йорк Геральд». «Россия хорошо знает, — сказал Владимир Ильич, — что она может ожидать от буржуазных государств… Однако глубоко ошибаются те, которые собираются предложить русской делегации в Генуе унизительные условия. Россия не позволит обращаться с собой, как с побежденной страной»2.

Это была директива. И когда 14 апреля состоялось частное совещание с английской, французской, итальянской и бельгийской делегациями в английской резиденции на вилле Аль-бертис, Чичерин решительно заявил, что предложения экспертов абсолютно неприемлемы. А утром 15-го советская делегация заявила о контрпретензиях России.

Вопрос этот стали готовить задолго до Генуи. Еще в марте 1920 года для этого СТО была создана специальная комиссия. Группа специалистов тщательно подсчитала тот ущерб, который был нанесен России интервенцией и блокадой стран Антанты. Помимо потерь каждой отрасли народного хозяйства — от угольной, нефтяной промышленности вплоть до птицеводства — в этот реестр включили и стоимость вывезенного интервентами на Севере и Юге имущества, вплоть до железнодорожных рельс, болтов и гаек

Финансовые претензии западных стран к России, составляли 18 миллиардов золотых рублей, хотя действительная сумма долгов царского и Временного правительств лишь немного превышала 12 миллиардов. А вот сумма российских контрпретензий намного превышала 30 миллиардов1.

Это заявление произвело на «союзников» ошеломляющее впечатление. Ллойд Джордж ответил категорически, что дальнейшее обсуждение «русского вопроса» бессмысленно и конференция таким образом «распадается». И тогда советская делегация пошла на решительный шаг: ночью 15 апреля Чичерин позвонил руководителю немецкой делегации Вирту и предложил немедленно встретиться.

Еще в ноябре 1921 года Ленин писал о возможности заключения самостоятельного договора России с Германией («без Англии») и предложил продумать проект такого документа. Но тогда, в переговорах с Красиным, опасаясь гнева «союзников», немцы слишком осторожничали680 681.

Теперь ситуация была иной. Переговоры России на вилле Альбертис повергли их в глубочайшее уныние. Они были убеждены, что там заключается некое соглашение за счет Германии. И Вирт согласился на эту ночную встречу с Чичериным.

К 3 часам утра 16 апреля в немецкой резиденции в местечке Рапалло был подписан так называемый Рапалльский договор. Обе стороны отказывались от взаимных долгов, от реституции национализированного имущества немецких граждан, возобновляли в полном объеме дипломатические отношения и устанавливали режим взаимного благоприятствования в торговле.

Это событие произвело эффект разорвавшейся бомбы. Две страны, которым здесь, в Генуе, предназначалась роль чуть ли не изгоев, вырвались из уготованного им гетто. И хотя сами немцы поначалу испугались содеянного, а Англия и Франция объявили договор недействительным, дело было сделано. Прецедент был создан. И, как написал Ленин в проекте резолюции ВЦИК, Советская Россия отныне «признает нормальным для отношений РСФСР к капиталистическим государствам лишь такого типа договоры»682 683.

Твердая позиция, широкий резонанс, который вызвали предложения советской делегации, поколебали и «союзников». Ллойд Джордж заявил, что общественное мнение Запада признает, что внутреннее устройство России является делом самих русских, что Запад готов несколько уменьшить сумму задолженности России, что реституция вовсе не означает общего возвращения предприятий, что в каких-то случаях можно удовлетвориться сдачей их в аренду бывшим собственникам и что можно, наконец, начать переговоры о предоставлении России каких-то кредитов2.

И тут руководители советской делегации, возлагавшие столько надежд на эту конференцию, дрогнули: а не отступить ли дальше от директив ЦК ради таких возможностей? Соответствующий запрос был послан в Москву. И уже 17 апреля был получен достаточно жесткий ответ за подписью Ленина и других членов Политбюро.

Военные долги и проценты по ним, говорилось в телеграмме, покрываются полностью нашими контрпретензиями. Реституция отвергается в принципе. Максимальная уступка — преимущественное право бывших собственников взять в аренду или концессию их бывшие предприятия. Признать довоенные долги можно лишь при условии, что выплаты по ним начнутся через 15 (минимум 10) лет. Но все это лишь в том случае, если сама Советская Россия немедленно получит заём примерно в один миллиард долларов. Таков «предел наших уступок»3.

Однако 22 апреля Рудзутак присылает телеграмму, в которой высказывает опасения, что в переговорах с Ллойд Джорджем Чичерин склонен выйти за указанные рамки. Тогда 24-го

Политбюро принимает предложенный Лениным проект телеграммы Чичерину, в которой вновь указывалось, что любая форма признания частной собственности иностранных капиталистов (в том числе — компенсация) неприемлема и от этого делегация не может отступить «ни на йоту»1.

И все-таки 2 мая Чичерин и Литвинов телеграфируют в Москву, что они считают необходимым, на определенных условиях, согласиться на выплату компенсаций бывшим собственникам, ибо без этого на переговоры о предоставлении кредита России Ллойд Джордж идти отказывается.

В тот же день Ленин пишет в Политбюро: «Ввиду неслыханных позорных и опасных колебаний Чичерина и Литвинова (не говоря о Красине) предлагаю огреть». Далее, на обсуждение Политбюро предлагался текст телеграммы:

«Крайне жалеем, что и Чичерин и частью Литвинов скатились до нелепостей Красина. Ввиду таких колебаний предписываем делегации безусловно порвать, и как можно скорее, причем ясно и точно мотивируйте несогласием восстанавливать частную собственность и заявите, что лишь на условии очень выгодного немедленно займа мы соглашались на частичные уступки, стоя безусловно на договоре, как равного с равным, между двумя системами собственности».