«Законность не может быть калужская и казанская, а должна быть единая всероссийская и даже единая для всей федерации Советских республик… Поэтому решение большинства комиссии ВЦИК не только представляет из себя величайшую принципиальную неправильность, не только ошибочно применяет принцип “двойного” подчинения, но и подрывает всякую работу по установлению законности и минимальной культурности»697 698.

22 мая Политбюро большинством голосов приняло предложение Ленина и направило свое решение в комфракцию в ЦИК. Тем не менее и после этого фракция продолжала отстаивать «двойное» подчинение. 24 мая Политбюро вновь потребовало выполнения решения ЦК Но «местные влияния» оказались достаточно сильны, решение вопроса затянулось, и лишь 8 июля ВЦИК принял пункт 5 «Положения о прокурорском надзоре» в ленинской редакции699.

Когда после XI съезда Ленин договаривался о поездке в отпуск на Кавказ, предполагалось, что она состоится в начале мая. Но шли дни, недели и становилось ясно, что по состоянию здоровья отправляться в столь далекое путешествие нереально.

Профессор Клемперер настаивал на том, чтобы до отъезда Ленину сделали операцию. Он предполагал, что головные боли, бессонница вполне могут быть вызваны хроническим отравлением свинцом от двух пуль, оставшихся после покушения 1918 года. 18 мая, после того, как из Германии прибыл профессор-хирург Ю. Борхардт, состоялся консилиум.

Профессор Розанов высказал сомнения относительно целесообразности операции. Но Фёрстер поддержал коллег, и Владимир Ильич, дабы устранить препятствия для поездки, согласился. «Ну, одну-то — сказал он Розанову, — давайте удалим, чтобы ко мне не приставали и чтобы никому не думалось»1.

22 апреля, в свой день рождения, он едет на 3-ю Миусскую улицу в Институт биологической физики, где, в связи с предстоящей операцией, ему делают рентгеновские снимки грудной клетки. Из института Ленин уехал не скоро. Встретив академика Петра Петровича Лазарева, с мнением которого очень считался, пошел осматривать институт. Разговор от биофизики быстро перекинулся на геофизику, речь пошла о Курской магнитной аномалии, и Владимир Ильич «уговорил Петра Петровича давать ему краткие рапортички… по любимой форме Ильича — что сделано, какие нужды»700 701.

На следующий день, 23-го, Ленин поехал на Ходынку в Сол-датенковскую больницу, и в 12 часов профессор Борхардт, которому ассистировал Розанов, провел операцию по извлечению пули. Розанов «был уверен, что операция будет амбулаторная и Владимир Ильич через полчаса после операции поедет домой. Борхардт категорически запротестовал против этого и потребовал, чтобы больной остался в больнице хотя бы на сутки»702.

Спорить с ним не стали, в женском корпусе отыскали изолированную палату (№ 44), где Ленин переночевал, сделал перевязку, а потом уехал домой. Самое время было отправиться на отдых. Вот только на Кавказ Владимир Ильич уже не рассчитывал…

В уже приводившемся письме от 17 апреля Владимир Ильич написал Серго Орджоникидзе, что желал бы, чтобы дом, в котором его намерены поселить, не протекал и отапливался. Тогда кавказские товарищи, видимо, посмеялись в усы. Ленин явно недооценил кавказского гостеприимства. Для Владимира Ильича в Боржоми готовили роскошный дворец в мавританском стиле в парке на берегу Куры, ранее принадлежавший наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу, а затем его сыну великому князю Николаю Михайловичу1.

Ленину для отдыха только и не хватало «дворца в мавританском стиле». Он и так тяготился шикарным неоклассицизмом «Большого дома» в Горках. К тому же в подготовку «мавританского дворца» вовлекли такое количество людей, что о конспирации нечего было и думать. Так что, как и предполагал Владимир Ильич, с поездкой на Кавказ опять получился “анекдот”. И он предлагает Уншлихту телеграфировать на Урал, за подписью Дзержинского и Сталина, просьбу подыскать нормальное помещение, пригодное для лечения и отдыха около Екатеринбурга или Перми.

Уральцы ответили довольно быстро. В четырех верстах от Екатеринбурга есть прекрасное местечко Шарташ — сосновый лес, большое чистое озеро и вполне приличный домик, который можно быстро привести в порядок. Этот вариант Владимира Ильича вполне устраивал, и уральцам дали команду готовиться в приему гостей703 704. 10 мая Ленин сообщает Орджоникидзе: «Я на Кавказ не еду. Будьте любезны, пока (все лето) для конспирации распространяйте осторожненько слух, что еду»705.

Надо сказать, что всю вторую половину мая чувствовал себя Владимир Ильич неважно. 15 мая, прочитав письмо Кре-стинского о необходимости ленинской статьи для зарубежной прессы об организации кампании по оказанию России хозяйственной помощи, Ленин отвечает: «не могу по болезни». 18 мая приходит письмо от известнейшего экономиста Д. Кейнса. Он предлагает Ленину выступить со статьей в «Манчестер Гардиан». И Владимир Ильич опять отвечает, что просьбы выполнить не сможет, «так как болен»706.

А тут подошло еще одно грустное событие. 20 мая исполнялось 35 лет со дня казни Александра Ульянова. Так уж сложилось, что в семье с самого начала старались не говорить об этом, да и сами подробности дела толком никто не знал. «Все мы держались после нашего несчастья тем, что щадили друг друга», — писала Анна Ильинична.

Теперь выяснилось, что дело это находится в создаваемом Архиве Октябрьской революции. Заведующий Истпартом ЦК РКП(б) Михаил Степанович Ольминский сказал, что с ним можно ознакомиться. И вот, накануне печальной даты, Владимир Ильич с сестрами и Надеждой Константиновной пришли в здание архива, находившееся на месте нынешней Библиотеки имени В.И. Ленина.

Данного эпизода в 12 томе «Биографической хроники» нет. Единственным источником, освещающим этот факт, являются воспоминания Елизаветы Яковлевны Драбкиной, которая воспроизводит рассказ Ольминского1.

«Заранее заготовленные документы лежали на столе. Хотя Владимир Ильич знал о том, что его ожидает, он вздрогнул, увидев переплетенный том, на котором писарским почерком с завитушками было выведено: “ДЕЛО 1 МАРТА 1887 ГОДА”, и не мог сразу раскрыть этот том; помедлил, подержал в руках, видимо, сделав над собой усилие, чтобы подавить волнение, и лишь потом раскрыл его…