– Рубят, да. Корабельную сосну, много ее нужно нынче. Только никто не…

– Речь не про сосны, – перебил Алеша. – Рубят именно Бакаутовую пущу, вокруг которой сосны растут. Кто-то в сердце леса пошел и заповедные деревья валить начал.

– Кто посмел?! – рявкнул Тит, саданув кулаком по столу. – Бакаут Княжьим указом только добывается, и нам за ним присматривать велено! Ни один не посмеет без великоградской грамоты рубить!

– Ты уж не обижайся, но не смогли вы деревья ценные охранить – кто-то на слово княжеское наплевал и в Бакаутову пущу забрался. Юга про то прознала и отправила сюда вировников со словом своим. Сперва по-доброму: мол, прекратите, у вас по берегам Лихоборки свои деревья и свой лес – вот там и рубите. Духов в нем нет, они к нам ушли, так что никто никому не навредит.

– Мы разъезды на вырубку отправляем, проследить, чтоб только сосну валили, – насупился воевода. – Да чтобы берега не оголяли, Лихоборку не портили. А то размоет их, и пойдет река мелеть да мутиться. Десять лет, почитай, и никаких бед не было. А тут вировники эти… А Несмеяна что? Неужто в драку с ними полезла?

– Тит Титыч, – Алеша отставил подальше кружку с квасом, чтоб, если что, скатерть не залить, – похоже, какая-то ерунда приключилась. Ответили их посольству, и плохо: «Вы, говорит, шушера зеленая, катите на свои болота и бойтесь нас, дружинников заставных, ведь доберемся». Несмеяна такого сказать не могла, она только приехала, на заставе дела принимала, а про рубку леса и сейчас еще не в зуб ногой. Отвечал вировникам кто-то, кто хорошо местные дела знает. И от имени заставных, а значит – от твоего. Посланцы Юги оскорбления выслушали, проглотили да уехали, а сейчас вот – вернулись, и великана с собой привели. Мол, не хотите по-хорошему, будет по-плохому.

– А застава?! – взревел, вскакивая Тит, с которого хмель мигом слетел. – С заставой что?!

– Цела, – Алеша тоже поднялся. – Стоян сумел вировникам втолковать, что недоразумение вышло. Лес больше не тронут, рубщиков заповедной пущи выловят да накажут. А за старое мстить некому, воевода на заставе другой теперь, война с пущей ему ни к чему, да и не выиграть ее ни людям, ни духам, одна только Тьма в прибытке окажется. Они поверили, великана отозвали и ушли…

– Застава точно цела?!

– Почти. Вал и ров малость попортили, но до стен не добрались.

– Несмеяна-то как? Справилась?

– Не растерялась точно, а справляться особо не с чем было. Говорю же, ушли они. Стоян…

– Стоян-Стоян… Ты сам-то чай не под лавкой сидел! Великан, надо же!.. Про них я точно слыхал, рядом с Югой этой, говорят, живут. Только хоть на куски меня рви, не видел я жителей болотных! Веришь мне?

– Верю.

– И все одно, прав ты – я за все в ответе! – Тит запустил пальцы в бороду, будто рвать собрался, а потом прищурился: – Слушай, а не могли эти вировники наврать?

– Они Югой своей поклялись, нарушить эту клятву им нельзя.

– Тогда грош мне цена в базарный день! – Воевода плюхнулся на прежнее место и притянул к себе кувшин, однако наливать не стал. – Думал, раз ни дома, ни сынов нет, хоть заставу в порядке оставляю, и тут все прахом! Правильно Князь меня отзывает, старого коня – из конюшни долой! И Устинья права, на что я ей такой сдался?

– Тит Титыч, не…

Он мотнул головой, прерывая богатыря:

– Ты куда сейчас?

– Дело у меня неотложное…

– Ну так и делай! – велел Кит, ухватывая кружку. Не свою, но бедолаге было не до таких мелочей. – А я посижу да подумаю, что за ерунда приключилась. Мысли в порядок приведу, может, вспомню что-то путное… У Гордея питье есть особое, не отплюешься, но хмель вышибает. А как протрезвею, на заставу поеду, с Несмеяной объясняться.

Оставлять его, такого, было жаль. Не оставлять не выходило. Бережно притворив дверь, Алеша поднялся на чердак, где хозяин трактира пересчитывал связки сушеных грибов.

– Ну, – не стал ходить вокруг да около Гордей Нилыч, – узнал, что хотел?

– Не все. Ты когда купца Чилигу последний раз видел?

– Да чтоб я помнил… Года два назад, никак не меньше.

Алеша замер.

– Точно не сегодня? – Выходит, Чилига соврал, когда сказал Несмеяне, что к Гордею заезжал, заказ привезти… Так-так. – Поручиться сможешь?

– Могу, – корчмарь отвернулся от своих грибов, вытер руки тряпкой. – А на что он тебе?

– В округе Чилига часто появляется? – ушел от ответа Алеша. – И с чем?

– Частенько. Они же лес для Новеграда добывают.

– Это я знаю. Из заставных за вырубкой кто-то следит?

– Конечно. Всегда с ними кто-то из дружины Тита ездит, когда один, когда двое. По крайней мере раньше так было, как с новой воеводой – не знаю. А что это ты за Чилигу взялся? Никак, натворил этот прохиндей чего?

– Вижу, ты его не жалуешь. За что?

– В том-то и дело, что не за что. Душа-человек, нос не дерет, помочь всем рвется… – Гордей поднял на Охотника тяжелый взгляд и признался: – Не нравится мне, что веришь ему сразу, не словам и делам, а морде да голосу. Ты его видал?

– Пришлось, – кивнул Охотник.

– Неужели не почуял от него эдакого?.. Уж не знаю, как словами объяснить. Чилига как начнет заливать – все уши и развесили, а ушел – и не припомнишь, о чем говорил и говорил ли. Примется на подвиги какие звать, так все за ним готовы хоть на край света! Но стоит ему с глаз скрыться – так только в затылке чешешь, мол, что это было?

– И все? – слегка разочарованно уточнил Алеша.

То, что Чилига располагал к себе, Охотник и на собственной шкуре прочувствовал, да только в том, что способен человек других людей на свершения вдохновлять, ничего дурного нет. Из таких хорошие полководцы получаются.

– Не люблю себя бычком на веревочке чувствовать, – нахмурился Гордей. – Так в чем дело-то?

– Сам пока в толк не возьму. Сласти у тебя есть? Петушки с пряниками?

– Найдется. Много надо?

– Полный кисет, и чтоб с завязками. Держи, – Алеша протянул корчмарю плату. – Если Чилига к тебе пожалует, сможешь его задержать и дать знать на заставу?

– Кузьму пришлю. Ох не нравится мне то, что ты ловишь…

– Что гадит, то и ловлю.

Браслет для Алены китежанин харчевнику не оставил, хоть сначала и собирался. Будет жив, сам отдаст, а на нет – и суда нет. Помнить лучше для радости, а не для слез. Что-то такое Громослав говорил, а не говорил, так самому подумалось.

Выбежав из трактира, Алеша не мешкая запрыгнул в седло, уже на ходу велев:

– Буланыш, давай к заставе.

«Что, опять? И к Алене не зайдем?»

– Времени нет.

Можно было дать леденец, но друзей не подкупают, друзей просят. Алеша попросил, и конь, для порядка хрюкнув, сорвался в легкий походный галоп.