— Я добуду машину прямо сейчас, — сказал он.

— И как следует убери квартиру или попроси кого-нибудь, чтоб убрали, — сказала она.

— Да, конечно, — сказал он и рискнул чуть-чуть улыбнуться. — А какую машину ты хочешь?

— Мне все равно, — сказала она. — Лишь бы ездила и не ломалась на каждом шагу. И не бери слишком современную, у которой передние сиденья похожи на глубокие кресла с высокими подлокотниками. Возьми такую, у которой как бы одно широкое переднее сиденье, понимаешь? — Вид у Майкла Мильтона стал еще более озадаченным, чем прежде, и Хелен милостиво пояснила: — Я хочу иметь возможность удобно лежать на переднем сиденье, положив голову тебе на колени, чтобы никто не увидел, что я сижу рядом с тобой. Теперь понял?

— Понял, не беспокойся, — опять улыбнулся он.

— Это слишком маленький городок, — сказала Хелен. — И никто ничего знать не должен.

— Не такой уж и маленький, — возразил Майкл Мильтон.

— Любой провинциальный город — в сущности, маленький, — сказала Хелен. — А этот даже меньше, чем тебе представляется. Хочешь, я кое-что скажу тебе?

— Что скажешь? — спросил он.

— Ты спишь с Марджи Толуорт, — сказала Хелен. — Она учится то ли на первом, то ли на втором курсе и занимается у меня сравнительным литературоведением; группа двести пять. И ты встречаешься еще с одной очень юной студенткой — она учится у Дерксона; английская группа сто пятьдесят. По-моему, она первокурсница. Вот только я не знаю, спишь ли ты с нею. И если не спишь, то не потому, что прилагал для этого мало усилий, — прибавила Хелен. — Насколько мне известно, ты пока не тронул ни одной из своих приятельниц-аспиранток. Впрочем, я, возможно, кого-то и пропустила, или кто-то у тебя был до того.

Майкл Мильтон почувствовал себя полным дураком и одновременно загордился, так что начисто потерял контроль над своим лицом, и его выражение Хелен настолько не понравилось, что она отвернулась.

— Вот до чего мал этот город, да и любой город вообще, — сказала она. — И учти: если у тебя буду я, с остальными ты должен расстаться. Я прекрасно знаю, что именно способны заметить молодые девушки и как много им хочется сказать.

— Согласен. — Майкл Мильтон, казалось, готов был конспектировать и эту ее лекцию.

А Хелен, вдруг о чем-то вспомнив, испуганно встрепенулась и спросила:

— А водительские права у тебя есть?

— Конечно! — воскликнул Майкл Мильтон. И оба с облегчением рассмеялись. Но, когда Майкл Мильтон все-таки обошел вокруг письменного стола и наклонился, чтобы поцеловать ее, она покачала головой и отмахнулась.

— И вот еще что: ты никогда больше не прикоснешься ко мне здесь, в этих стенах, — сказала она. — Никаких интимностей в кабинете не будет. Я не запираю дверь. И даже не очень люблю, когда она плотно закрыта. Пожалуйста, приоткрой ее, — попросила она, и он повиновался.

Майкл Мильтон достал машину: огромный «бьюик» 1951 года, допотопный универсал с настоящими деревянными панелями на бортах, тяжелый, сверкающий, отделанный хромом и настоящим дубом. Весил он пять тысяч пятьсот пятьдесят фунтов, то есть почти три тонны, и вмещал около восьми литров масла и около восьмидесяти литров бензина. Майклу Мильтону сперва попытались продать его за две тысячи восемьсот пятьдесят долларов, но в итоге он заплатил меньше шести сотен.

— Восемь цилиндров в ряд, три литра двести, гидроусилитель руля, однокамерный карбюратор! — расхваливал машину продавец. — И не такой уж он ржавый.

Автомобиль оказался действительно не так уж плох — неброского цвета свернувшейся крови, более шести футов шириной и более семнадцати длиной. Переднее сиденье было такое длинное и глубокое, что Хелен могла улечься на нем, практически не поджимая ног. Да и особой необходимости класть голову Майклу Мильтону на колени у нее не возникало, хотя она все равно клала.

И делала это не по необходимости; ей нравилось близко видеть приборную доску и чувствовать застарелый запах коричневой кожи просторного сиденья. Она клала голову ему на колени, потому что ей нравилось ощущать, как то напрягаются, то расслабляются его бедра, как они коротко движутся, когда он нажимает на педаль газа или тормоза. Она чувствовала себя очень спокойно, положив голову ему на колени, потому что в этой машине не было сцепления и водитель лишь изредка передвигал ногу на педали. Майкл Мильтон предусмотрительно переложил кошелек с деньгами в левый передний карман, так что Хелен ощущала щекой только рубчик его мягких вельветовых джинсов. А когда его охватывало возбуждение, то нечто твердое слегка касалось ее уха или даже ямки под затылком…

Иногда Хелен хотелось заняться с ним оральным сексом прямо в машине, пока они едут через весь город, — да, прямо в этой огромной машине с хромированной решеткой радиатора, похожей на разинутую пасть диковинной рыбы; металлические буквы «бьюик эйт» бежали прямо по «зубам» этой пасти. Но Хелен понимала, что заниматься этим в машине было бы небезопасно.

Первым признаком того, что подобная история может оказаться небезопасной, стало вот что: Марджи Толуорт бросила занятия по сравнительному литературоведению, которые Хелен вела в группе двести пять, причем даже не объяснила, что именно ее не устраивает. Хелен, опасаясь, что юную Марджи Толуорт не устраивает отнюдь не курс сравнительного литературоведения, пригласила девушку к себе в кабинет и попросила объяснений.

Первокурсница Марджи Толуорт достаточно хорошо усвоила университетские правила и знала, что никаких объяснений не требуется и до определенного срока в любом семестре студент волен без разрешения преподавателя отказаться от любого из курсов.

— А что, я обязана назвать конкретную причину? — хмуро спросила Марджи.

— Нет, не обязаны, — сказала Хелен. — Но если такая причина у вас есть, я бы хотела ее узнать.

— А я и причину иметь не обязана! — заявила Марджи Толуорт. И спокойно выдержала пристальный взгляд Хелен, хотя студенты по большей части отводили глаза первыми. А потом Марджи встала и собралась уходить. Она была очень хорошенькая, изящная, миниатюрная и весьма неплохо одета для студентки. Если в выборе девиц у Майкла Мильтона и была некая закономерность — как в выборе его предыдущей подружки, так и в данном случае, — то он, похоже, предпочитал таких, кто умеет хорошо одеваться.

— Что ж, мне очень жаль, что у нас с вами ничего не получилось, — честно призналась Хелен, глядя Марджи в глаза и пытаясь понять, много ли она все-таки знает.

Да, она конечно же знает, решила Хелен и тотчас обвинила во всем Майкла.

— Уже раззвонил? — холодно сказала она ему по телефону, потому что только по телефону могла так холодно разговаривать с ним. — Ну и как же ты дал отставку Марджи Толуорт?

— Очень мягко, — самодовольно заявил Майкл Мильтон. — Хотя отставка — в любом случае штука обидная.

Хелен не позволяла ему говорить с ней назидательным тоном; единственные наставления, какие она допускала, касались секса: нужно же доставить мальчику удовольствие, тем более что он явно испытывал потребность доминировать в этой области, и она, пожалуй, не возражала. До некоторой степени это было для нее внове. Порой он, правда, бывал грубоват, но она никогда не чувствовала, чтобы от него исходила опасность; и если она чему-то решительно противилась, он тут же останавливался. Однажды ей даже пришлось сказать ему: «Нет! Это мне решительно не нравится! Я этого делать ни за что не буду!» Но потом все же прибавила: «Ну, пожалуйста!» — потому что не была абсолютно в нем уверена. Он тогда сразу остановился. Он вообще в постели держался напористо, но иначе, чем Гарп. И эта грубоватая сила ей нравилась. Ее возбуждало ощущение, что полностью на него положиться нельзя. Другое дело, если он не умеет держать язык за зубами; как только она узнает, что он кому-то рассказал об их отношениях, между ними все сразу будет кончено.