Локк говорил от лица своего поколения и тогда, когда уповал на нравственное поведение. Христианство, говорит он, добавляет к своей вере в Иисуса как Мессию повеление вести благодетельную жизнь. Иисус часто говорил о наградах и наказаниях за поведение, достойное или недостойное христианина. И это тоже вполне разумно: разум показывает, что моральные стандарты должны подкрепляться сильными стимулами.

Так, по Локку, откровение показывает разумный характер христианства. Вера в Иисуса как в Мессию и нравственное поведение человека – вот и все, что Иисус и апостолы требовали для праведности. И то и другое в сути своей рационально.

Расцвет радикализма

«Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина» (Иез 18:2). Многие в следующем поколении, первом в XVIII веке, чувствовали меньше обязательств перед христианским прошлым, и вместо того, чтобы пытаться согласовать природу и Священное Писание, просто откладывали откровение в сторону. Многие интеллектуалы утверждали, что те части Библии, которые согласны с разумом, просто не нужны. А части, противоречащие разуму, – мифы, чудеса и священническое бормотание, – просто ложны. Это воинственное отношение к вере особенно проявлялось во Франции.

В XVIII веке Париж стал столицей новой космополитической культуры. Идеи свободно распространялись по всей Европе и в американских колониях. Политические и интеллектуальные лидеры Европы объединились в сообщество мыслителей, разделив сходные взгляды и интересы, и такого не было еще никогда – впрочем, подобного не было и после.

В Париже группа мыслителей и писателей, философы, довела эпоху Разума до апогея. Философы не были философами, преданными академической дисциплине. Они были образованными людьми, литераторами, и изучали общество, анализировали его пороки и выступали за реформы, стремились распространять знания и освобождать человеческий дух.

Любопытно, что атеизм вовсе не был модным в этом «высшем обществе». Большинство выдающихся «неверных», высмеивавших христианство в XVIII веке, верили в высшую сущность, но считали суеверным утверждать, будто она вмешивается в мировой механизм. Эта вера – деизм – была особенно популярна в англоязычном мире. Деизм служил как компромисс на пути к атеизму. Он позволял сохранить представление о Боге – и отвергнуть идею о том, будто Бог как-то связан с миром или вмешивается в его дела.

Бога деистов иногда называли «часовщиком». Бог сотворил мир, как часовщик – часы, а затем завел и запустил. Бог был совершенным часовщиком! Зачем ему вмешиваться в мир после? И деисты отвергли все, что казалось вмешательством Бога в мир – и чудеса, и особые откровения, записанные в Библии.

Деисты верили в то, что именно их религия была изначальной религией рода человеческого – и именно из нее явились все остальные религии, искаженные священниками, придумавшими теологии, мифы и доктрины различных религий, чтобы укрепить свою власть.

Самым влиятельным пропагандистом деизма был Вольтер (1694–1778), символ скептицизма французского Просвещения. Вольтер превыше всех популяризировал науку Ньютона, бился за личную свободу и свободу печати и распространял культ разума. Он выпустил невероятно много произведений: истории, пьесы, брошюры, очерки, романы. В своей переписке, оцененной в десять тысяч писем, он остроумно распространял добродетели Просвещения и яростно бичевал пороки своего времени.

Вольтер добился величайшей славы как самый беспощадный критик установленных Церквей, и протестантских, и католических. Он был измучен нетерпимостью организованного христианства и с отвращением воспринимал ужасные склоки, которые, казалось, занимали все время священников и духовенства. И все же, несмотря на резкую критику христианства, его целью было не уничтожение религии. Он однажды сказал: «Если бы Бога не было, Его следовало бы выдумать».

У Вольтера было много последователей, а вот единственным его серьезным соперником в распространении евангелия деизма был ряд книг: знаменитая французская Encyclopedia под редакцией Дени Дидро (1713–1784). Семнадцать томов «Энциклопедии» составляли главный памятник философов. Они возвещали о превосходстве новой науки, отстаивали терпимость, осуждали суеверия и разъясняли суть деизма. Статья Дидро о христианстве высоко ценила религию Иисуса, но стремилась пробудить в читателях глубокое презрение к социальным неудачам христианства.

В отличие от большинства прежних критиков церкви, философы не были ни еретиками, ни инакомыслящими, напавшими на Церковь во имя Христа. Они начали свою атаку вне Церкви и нацелились не на слабое место какого-нибудь догмата, а на фундамент всей христианской истины. И они не скрывали того, что намерены снести цитадель.

Суд над христианством

Они настаивали на том, что христианство – это пагубный заговор, призванный отдать землю под власть деспотических сил жреческой касты. Религия, явленная в откровении, была не чем иным, как схемой эксплуатации невежд. Вольтер любил называть христианство «скверной». Его самое безжалостное обвинение против веры изображало тысячи и тысячи жертв нетерпимости христианства. По иронии судьбы, критики христианства измеряли христианское поведение согласно стандартам, которые называли гуманными – и начисто забывали о том, что эти гуманные стандарты и были наследием христианского учения.

Эти интеллектуалы судили христианство по простым человеческим стандартам добра и зла. Во-вторых, Церковь во имя чистоты доктрины санкционировала кровавую бойню других христиан, как это было в религиозных войнах, а затем, и сам институт христианства, далеко не священный и не святой, был злым. Он мешал миру, гармонии и прогрессу народов земли.

Основным оружием, нацеленным на Церковь, была правда. «Мы думаем, что величайшее служение, которое можно оказать людям, – сказал Дидро, – это научить их использовать свой разум только для того, чтобы держаться истины, которую они подтвердили и доказали».

Но стандарты истины с самого начала исключали христианское учение. Когда ортодоксы пытались рассуждать рационально исходя из основных посылок, неверующие только издевались, потому что отказывались допускать аргументы, основанные на авторитете или традиции, воплощенных в Библии или Церкви. Это просто не было «разумно».

Обращения к чудесам встречаются с таким же презрением. Доказательство аргумента обреталось в разуме или опыте. А чудеса не прошли эту проверку – и были отвергнуты как средневековая чушь.

«Видите ли, – писал Дидро…

Критики прекрасно осознавали, что разжигали революцию в фундаментальных представлениях европейцев. А Вольтер рассказывал о каждой новой причине триумфа над Церковью с ликованием командира, победившего в битве.