Он вскочил, порываясь оторвать её от Нассандры, но Юль выставила ему навстречу свободную руку.

– Не прикасайся ко мне, иначе я буду её обдирать и дальше.

Едва сдерживая ярость, он остановился, наверное, не ближе, чем в трёх шагах. Не часто желал он родиться библиомантом, но это был как раз тот случай. С помощью сердечной книги он бы преспокойно оттолкнул её.

– У меня есть к тебе предложение, – объявила она. – Ты принесёшь мне сейчас мобильник и никому не скажешь об этом, потом объяснишь, где мы находимся. Я сделаю короткий телефонный звонок, а после оставлю твою подружку в покое.

Вокруг него всё завертелось, хотя в голове установилось полное спокойствие, так что Пип сам удивился, насколько ясно он соображал. Она подловила его! И его, и всех остальных. Может, ей и правда только одиннадцать, но с той миленькой девочкой, за которую он её принял, она не имела ничего общего. В душе своей она была отвратительна, и, чтобы это понять, не потребовалось даже срывать с неё кожу, как она это делала с Нассандрой.

Он как раз собрался ей что-то гаркнуть в ответ, как вдруг из дома раздался голос:

– Пип! Ты на улице?

Пасьянс. Он искал его.

– Ни звука! – фыркнула она.

– Мы здесь! – крикнул Пип.

Она оторвала ещё один кусок бересты, на этот раз – почти такой же длинный, как её рука до локтя. Не успел Пип сделать выпад и схватить её, как она, подобно кошке, вспрыгнула на дерево и ловко полезла по стволу наверх. Первые ветки находились на высоте двух метров, и она оказалась там так быстро, что у Пипа совершенно не осталось времени на раздумья, следует ли ему лезть за ней или нет. Всё дерево трепетало, молоденькие веточки тревожно сгибались. Юль всё ближе подбиралась к кроне, по пути ломая ветви. Она одна-то весила больше, чем Нассандра могла вынести. Двойная тяжесть нанесла бы каллисте тяжёлые повреждения.

– Пип!

Два карманных фонаря отбрасывали дрожащие полосы света. В этот момент к ним подошёл Пасьянс и другие сопровождавшие. Едва они оказались на кладбище, Пип разглядел рядом с конфедератом фавна Кассиопея. С ними пришли директор Кирисс и седовласая экслибра, встретившаяся Пипу на лестнице.

– Ни шага больше! – крикнула Юль из густой кроны.

Вслед за её словами послышался треск сломанной ветки. Она запустила её в Пипа, и тот, подняв веточку, на месте слома обнаружил розовую жидкость.

– Подождите! – крикнул он Пасьянсу и всем остальным. – Не приближайтесь!

Они остановились.

Опять зашелестела листва, и теперь Пип был уверен, что это не ветер.

– Пусть мне кто-нибудь принесёт телефон! – приказала Юль, скрытая в гуще листвы.

В темноте её белое платье было едва различимо среди листвы и веток. Дальше она карабкаться уже не могла: выше трёх метров ветви были чересчур тонкими, чтобы её выдержать. Пипу почудилось, что он видит, как она забирается на развилку из сучьев.

До Пасьянса наконец дошло, в чём дело, и он направился к Пипу:

– Если ты причинишь боль Нассандре, я тебя продырявлю! – проревел он, одной рукой направляя свет фонаря в сплетение ветвей, а другой – извлекая револьвер.

– Но прежде я ей веток пообломаю. – Для одиннадцатилетки Юль проявляла удивительное хладнокровие. – А ну убери фонарь!

– Прости, – подавленно сказал Пип Пасьянсу. – Она перехитрила меня.

Пожилая экслибра подошла ближе.

– Я знаю её, настоящее имя этой девочки – Пандора Химмель. Сначала я усомнилась, так как тогда она была гораздо меньше, но потом у меня в памяти всплыла эта улыбка… как у ангела, который на самом деле – дьявол.

– Ты была у нас стряпухой! – крикнула девочка сверху. – Экслибра, настолько глупая, что годна только чистить картошку!

– Они заставляют экслибров работать на них, – пояснила женщина с презрением.

– Давным-давно никто не позволяет себе ничего подобного, – возразила Пандора. – Хотя бы только потому, что экслибры даже для лёгких работ непригодны.

Пасьянс подошёл ближе к стволу:

– Я тебе покажу, кто здесь…

Что-то сверху капнуло ему на лицо.

– Горючее из зажигалки! – пояснила она. В следующий миг на дереве зажглось пламя. – Пип был столь любезен, что провёл меня по дому, а по дороге я нашла кучу всякой полезной всячины: зажигалку, пустую бутылочку, ножик… Ведь в куртке довольно просторные карманы.

Пип был вне себя от злости, но Пасьянс удержал его:

– Мы сцапаем её, не беспокойся.

– Эй, ты! – крикнула девочка. – Выключи свой фонарь и брось-ка пистолет подальше! Туда, назад, в кусты!

– Не пистолет, а револьвер, – буркнул Пасьянс и погасил фонарь.

– Брось его!

– Я, может, прежде тебя пристрелю.

– Возможно. – Пандора сменила позицию. Наверное, она уселась поудобнее в развилке. – Но прежде каллисту охватит пламя.

– Как будто ты так просто сама себя спалишь! – крикнул Пип.

– Хочешь, попробуем?

Пасьянс нежно дотронулся до белого ствола Нассандры. Когда он отвёл от него руку, на пальцах его поблёскивала влага. Он поднёс пальцы к носу. Даже издалека Пип уловил запах бензина. Пандора вылила жидкость прямо на ствол.

– Давай попробуй заставить меня спуститься! – дразнила она Пасьянса. – Именно в тот момент, как вы меня схватите, я щёлкну зажигалкой и подожгу её. Неужели вы и в самом деле думаете, что сможете тогда спасти вашу каллисту?

– Пандора всегда была вредным ребёнком, – пояснила экслибра. – Подлая насквозь. Её любимым занятием было выдирать страницы из петушиных книг.

Пипу сделалось дурно, и он злился на себя почти так же, как и на Пандору.

– Не твоя вина, – сказал Пасьянс. – Женщины постоянно обводят нас, мужиков, вокруг пальца.

В то время, как Кассиопей и остальные экслибры медленно приближались к ним, солдат метнул оба своих револьвера в кусты, после чего опять устремил глаза наверх:

– Довольна?

– Отошлите всех остальных прочь!

– Убирайтесь! – крикнул Пасьянс через плечо.

– Пусть один из них вернётся назад с телефоном! – добавила Пандора. – Кто-нибудь, кто скор на ногу, только не жирдяй директор! Вон, фавн!

– И что тогда? – спросил Пасьянс.

– Она хочет позвонить кому-то из Академии, – объяснил Пип, – и выдать им наше местоположение.

– До мозга костей – Химмель… – вздохнула экслибра.

– Да убирайтесь же! – взвизгнула Пандора.

Пасьянс сделал другим знак:

– Делайте, что она требует!

Среди экслибров пробежал ропот и бормотание, но Кирисс и Кассиопей, расставив руки, заставили их податься назад. На фоне освещённых окон резиденции удаляющиеся силуэты становились всё меньше.