Сунгари, предупреждение было сделано в еще более решительной форме:

«Союзное правительство заявляет, что оно будет принимать и в дальнейшем все необходимые меры для обеспечения спокойствия на советско-китайской границе и мирного труда населения советских пограничных районов».

Блюхер ждал откликов.

Они поступили. Харбинская белогвардейская газета «Свет» и чжансюэляновский официоз «Гунбао» в унисон напечатали почти идентичное коммюнике: Сунгарийская-де флотилия под командой прославленного адмирала Шена в бою с советскими кораблями одержала полную победу: красный десант был выбит из всех пунктов и отошел, понеся ужасающие потери; сбито два советских самолета, три неприятельских корабля затонули, четырем другим причинены тяжелые повреждения; флотилия потеряла пленными и ранеными сотни красноармейцев; мукденские же войска проявили исключительную доблесть, а адмирал заявил, что готов к новым решающим сражениям. Это коммюнике свидетельствовало не только о том, что Чан Кайши и Чжан Сюэлян не хотят признавать поражения. Оно подтверждало: провокации будут продолжаться.

Поражение под Лахасусу ничему их не научило.

Глава пятнадцатая

Антон озадаченно смотрел на страницу газеты «Свет». Заметка на самом видном месте, под крикливым заголовком «Победа над красной флотилией на Сунгари». Он перебрал другие газеты — «Русский голос», «Зарю», китайские. Во всех — ликование. Что же произошло?.. В корреспонденциях расписывался успех адмирала Шена в бою под Лахасусу. Путко связывал происшедшее со своей недавней поездкой, с заданием Старика. Почему так обернулось? Может быть, его сведения оказались недостоверными? Или наши не успели подготовиться к нападению врага? Как бы там ни было, он сопричастен к случившемуся, и в поражении ОДВА есть доля его вины. Выходит, что-то скрытное он не обнаружил…

Он направился в штаб Дитерихса. У собравшихся там офицеров настроение было отнюдь не праздничное.

— Победили? — саркастически гмыкнул Мульча. — Твой вшивый Шен наложил полные кальсоны. Едва ноги унес на своем продырявленном корыте!

— А в газетах…

— Собачья брехня! Все читай наоборот. Помнишь, как пыжился тут твой адмирал? «Я, я! Завтра захвачу Транссибирскую магистраль, послезавтра высажу десант в Хабаровске!..» А сам не успел и «караул» закричать. От всей его флотилии остались четыре гроба, да и те с дырками, еле дотащились до Фугдина.

Скрывая радость, Путко продолжал бубнить:

— Но во всех газетах черным по белому: красные отошли, понеся огромные потери…

— Все это — правда: потопили полфлотилии, сровняли укрепления с землей и ушли восвояси. Маленькая поправочка: не «понеся», а «на-неся». Совсем маленькая поправочка.

«Молодец, Василий! Зря я грешил… Да и не напрасно съездил, выходит».

Не удержался:

— Что же дальше?

— Теперь будем умней. Ничего, скоро станет Амур. Только бы дождаться крепкого льда… — уклончиво ответил штаб-ротмистр.

Намек?.. Какие новые планы вынашивают белокитайцы и белогвардейцы?

— По мне, так не с ними кашу надо варить, а с полковником Такахаси, — досадливо тряхнул рукой Мульча.

И эти его слова Антон не оставил без внимания.

Вскоре бесспорно подтвердилось: Сунгарийская флотилия получила хорошую трепку. В Фугдин и Лахасусу выехали ремонтные бригады; по реке из Харбина отправлялись транспорты со строительными материалами. Из Мукдена прибыла группа японских инструкторов — флотских офицеров. Следовало предположить, что Чжан Сюэлян спешно восстанавливает укрепления и ремонтирует корабли. Это должно представлять интерес для Павла Ивановича. Как сообщить в Центр?..

В соборе отпевали какого-то усопшего. Толпились офицеры. Антону панихида напомнила давнее — Париж, церковь союза галлиполийцев. Вон и вездесущий Мульча с крепом на рукаве, будто служка духа смерти.

Словно бы для того, чтобы закрепить сравнение с когда-то пережатым, штаб-ротмистр после панихиды подошел к нему:

— В наше время — отдать богу душу на клопином матраце! Н-нет!.. — и предложил, ощупывая взглядом: — Не желает ваше коммерческое высокоблагородие взбодрить нервы? Готовлю компанию за кордон, орлы один к одному.

— Пожалуй… — высказал заинтересованность Путко. — Да разве мало у вас орлов без меня?

— Тут нужны птицы особой породы. Не пиф-паф — ой-ой-ой!, а для кой-чего посерьезней.

Мульча замолчал, выжидая.

— Посерьезней? — подыграл ему Антон.

— Вот именно.

— А конкретней?

— Ишь ты… Если согласишься, узнаешь. Скажу одно: не с шенами и чжанами дело будем иметь, а с полковником Такахаси.

— Надо подумать. Хотя, действительно, коммерческие заботы.

— Костырева-Карачинского мы у тебя все равно заберем. А ты подумай. Но учти: времени раздумывать немного. Зато работенка предстоит особая.

И эти намеки представляли интерес. Связаться с Мульчой? Отказаться? Как сообщить в Москву? У Антона нет связи.

Куда-то запропастилась Ольга. С того вечера, с их последней короткой встречи.

В тот вечер она чувствовала себя еще плохо, была нервна. Он нечаянно резко хлопнул дверью — она вздрогнула, будто от удара, повернула лицо с расширенными от страха глазами. Он обнял ее, начал целовать: «Ты вся — как струна! Успокойся!» Ему показалось тогда, что ее щеки и губы чересчур горячи. «Ты все еще больна». — «Нет. Просто устала…»

Почему же вот уже несколько дней она не подает о себе вести? Уехала? Куда, зачем? Она бы нашла возможность предупредить. Без нее он как без рук — только она связана с радистом, да и шифр известен только ей.

Он приехал к ее лазарету. Среди выходивших после дежурства сестер милосердия Ольги не было. Поехал в дом, где она снимала комнату — на Пристани, в дешевых меблирашках, где ютились беженские семьи и эмигранты-одиночки из тех, кто пристроился на какую-либо работу и мог выкраивать скудные доллары на оплату жилья.

В настойчивости его розысков Ольги нет риска: их отношения известны всем, он умышленно афишировал их.

Хозяйка меблирашек, пожилая китаянка с плоским сморщенным лицом, неулыбчиво пробормотала:

— Луски дама уходи. Луски дама уехай. Все веси нету. Все веси уноси…

Он прошел в ее комнату. Здесь он бывать не любил: убогое жилище с подслеповатым окном. Дом почти не отапливался, и теперь в комнате было промозгло, в углах под потолком проступали пятна плесени… В таких условиях живет его жена… Он испытал прилив боли и нежности. Тут и чахотку заработаешь.

Живет?.. Где же она? Почему покинула этот дом? Или тяжело заболела? В больнице?.. Но почему тогда — ни одной ее вещи в комнате, только мусор на полу да голый матрац на железной кровати? Может быть, Центр срочно отозвал? Должна была предупредить. Могла ведь и позвонить в контору. Бросить открытку в почтовый ящик, наконец! Оставить его без связи! Он не знает радиста, а она говорила, что и радист не знает, от кого она получает шифровки… И он не знает шифра. Ерунда какая-то!

— Луски дама уходи. Веси уноси… — покорно повторяла китаянка.

Антону показалось, что она что-то недоговаривает. Он достал из бумажника деньги:

— Она уехала одна? Куда уехала? Когда?

— Луски дама комнату не плати. —