Вопреки обычным представлениям Малюта Скуратов из-за тяжелой раны не мог участвовать в разгроме Новгорода. Грозный сам руководил резней.

Разделавшись с новгородцами, опричное воинство двинулось к Пскову. Приезд царя всегда воспринимался в Пскове как великий праздник. И на этот раз жители города следовали обычаю. Город встретил опричную армию колокольным звоном. Люди накрывали столы и ставили их против своих дворов. В поле царя встречали воевода, дворяне и посадские люди с хлебом и солью. Впереди шествовал старший церковный иерарх, печерский игумен Корнилий и духовенство с крестами.

Царь пощадил Псков, но всю ярость обрушил на местных монахов. Он не тронул наместника Пимена в Пскове Неудачу Цыплятева, но велел отрубить голову Корнилию. Слободской игумен не простил печерскому его дружбы с Курбским. Лишился головы и ученый старец Вассиан Муромцев, некогда переписывавшийся с изменником-боярином.

Перед отъездом царь отдал город опричникам на разграбление. Но опричники не успели завершить начатое дело.

Во времена Грозного ходило немало легенд относительно внезапного прекращения псковского погрома. Участники опричного похода сообщали, будто на улицах Пскова Грозный встретил юродивого и тот подал ему совет ехать прочь из города, чтобы избежать большого несчастья. Церковники снабдили легенду о царе и юродивом множеством вымышленных подробностей. Блаженный будто бы поучал царя «ужасными словесы еже престати от велия кровопролития и не дерзнути еже грабити святыя Божия церкви». Не слушая юродивого, Иван велел снять колокол с Троицкого собора. Возмездие не заставило себя ждать. Под царем пал конь: «Паде конь его лутчии по пророчеству святого».

Слова псковского летописца находят подтверждение в немецком «листе» 1572 г. В этом источнике слова юродивого переданы следующим образом: «Хватит мучить людей, уезжай в Москву, иначе лошадь, на которой ты приехал, не повезет тебя обратно». Пророчество Николы сбылось. Царь поспешно покинул «город» (крепость) и перебрался в посад. Там он стоял «немного и отыде к Москве». Но перед отъездом он все же «повеле грабити имения гражан», а «церковную казну по обителем и по церквам, иконы и кресты, и сосуды и книги, и колоколы пойма с собою».

Полоумный юродивый оказался одним из немногих людей, осмелившихся открыто перечить Грозному. Его слова, возможно, ускорили отъезд опричников: царь Иван был подвержен всем суевериям своего времени. Но пророчества Николы нисколько не помешали антицерковным мероприятиям опричнины. Царь покинул Псков лишь после того, как ограбил до нитки псковское духовенство.

Псков избежал участи Новгорода по причинам, ускользавшим от внимания историков. Эти причины раскрылись благодаря реконструкции Синодика. После сдачи Изборска Грозный приказал вывести из Пскова всех изменников. Половина из них успела добраться до мест, отведенных им для поселения. Другую половину опричники нашли в Твери, в селе Медня и в Торжке. По приказу царя Малюта устроил псковичам кровавую бойню. Ивана вполне удовлетворила резня, и только потому он пощадил прочих жителей Пскова.

Опричники не оставили в покое опальных псковичей, доставленных в московские города. «За ними были разосланы гонцы». В черновике Описи архива Посольского приказа 1626 г. упоминались «Наказы черные дворяном, как посыланы с Москвы в Слободу и по городом за псковичи…».

Согласно Синодику, в Пскове были убиты два городовых приказчика, один подьячий и 30–40 детей боярских. Очевидно, приказные люди были выселены из города ранее и стали жертвами Малюты Скуратова.

Из Пскова Грозный уехал в Старицу, а оттуда в Слободу. Карательный поход был окончен.

Направление розыска об измене, как полагают, во многом определялось тем, что власть в Новгородской земле находилась в руках приказных людей, и «именно в приказных людях царь видел главных организаторов заговора» (Б. Н. Флоря).

Представим себе иерархию власти и особенности психологии людей Средневековья. Приказные чиновники при всем их влиянии были людьми неродословными. Они оставались канцелярскими служащими при Боярской думе. Власть в Новгороде принадлежала не им, а наместнику-боярину и воеводам из знатнейших фамилий России.

Ход и направление розыска об измене были определены убийством двух людей из числа первых лиц государства — царского брата князя Владимира и Филиппа Колычева. Казнь внука Ивана III и Софьи Палеолог, казалось бы, должна была положить конец следствию. Но этого не произошло. Грозный поставил целью уничтожить всех сторонников убитого брата. Иначе ему невозможно было смыть с себя Каинову печать.

Где следовало искать сторонников Владимира, было хорошо известно. И князь Владимир, и его отец князь Андрей Старицкий держали в Новгороде резиденцию, имели там вассалов и, будучи соседями новгородцев, пользовались их симпатиями.

Новгородское ополчение — «кованая рать» — насчитывало до двух-трех тысяч детей боярских. Влияние новгородского дворянства было столь велико, что при любом кризисе претенденты на власть пытались заручиться его поддержкой.

В 1537 г. князь Андрей Старицкий поднял мятеж и двинулся к Новгороду, рассчитывая на его поддержку. После подавления мятежа 30 новгородских помещиков, отъехавших к удельному князю, были повешены на большой дороге от Новгорода до Москвы. В числе казненных было несколько Колычевых. Молодой в то время Федор Колычев, будущий митрополит, спасаясь от виселицы, бежал на Север и принял там постриг.

На соборе 1566 г. новгородское дворянство имело больше представителей, чем столица. По крайней мере некоторые из этих новгородцев поддержали выступление конюшего Федорова против опричнины и затем были казнены по его делу. «Заговорщикам» вменяли в вину то, что они хотели посадить на трон князя Владимира.

Новгородский летописец, хорошо знавший местные настроения, отметил, что после смерти Владимира многие люди «восплакашася» по нему. Опричное сыскное ведомство затратило много усилий, чтобы выявить и уничтожить всех новгородских помещиков, симпатизировавших князю Владимиру.

Новгородские дьяки не были главными фигурами новгородского процесса. Синодик опальных свидетельствует об этом с полной определенностью. По иронии судьбы имя главнейшего из новгородских «заговорщиков» кануло в Лету. Из всех современников Грозного один Шлихтинг ненароком обмолвился о нем. Но рассказ его не слишком определенен. Вкратце он сводится к следующему. У некоего Василия Дмитриевича (фамилии его Шлихтинг не знал) служили литовские пленники-пушкари. Они пытались бежать на родину, но были пойманы и под пытками показали, будто бежали с ведома господина. Опричники вздернули на дыбу Василия Дмитриевича, и тот повинился в измене в пользу польского короля.

Царь велел казнить боярина, но прежде обратился к нему с насмешливой речью: «Отправляйся к польскому королю, к которому ты собирался отправиться, вот у тебя есть лошадь и телега». Данилов был едва жив после перенесенных пыток. Его привязали к повозке и погнали лошадь, предварительно ослепленную. В конце концов боярин был утоплен в воде вместе с повозкой и лошадью.

Даниловы принадлежали к первостатейной боярской знати. Они вели свой род от смоленских князей, нашедших прибежище в Германии, а потом выехавших «из немец» на службу к Ивану Калите.