а июль и август невыносимо жаркими. Лишь апрель был теплым и ласковым, без гроз и сильных ветров. В такие дни все, кто мог, покидали стены больницы при любой возможности. Сотрудники старались обедать во внутреннем дворике, где сравнительно недавно были оборудованы столы и скамейки под это дело. Пациенты, кто мог, тоже собирались небольшими группками на улице, курили, болтали, смеялись. Апрель баловал всех.

Ник сидел перед окном в кресле каталке из которого не вылезал уже пару недель, здоровье стараниями врачей быстро шло в гору, но ходить было больно, да и в принципе любое резкое движение давалось тяжело. Швы затягивались медленно. В палате ему уже не разрешалось курить, а на лестницу в силу габаритов кресла он не мог выехать, поэтому выбрал один из тупиков во многочисленных коридорах, возле подсобки, где окна выходили на оживлённую дорогу и курил там.

В офис Марка он почти не выбирался, хотя тот его неоднократно звал. На это у Ника было множество причин. Марку он говорил, что его любимый Свид умер, а значит ему там делать нечего, отчасти это было правдой, он с ужасом понимал, что вскоре ему предстоит пересесть на другую машину, которая вполне возможно станет его последним место пребывания. Но в основном он не шёл туда, лишь по тому, что острый коготок ревности, всё ещё скреб его душу, как бы он не отмахивался от этих незнакомых ему чувств. Марк ежедневно навещал Анри и как не кстати именно тогда, когда Ник тоже хотел заехать, но наткнувшись на воркующую парочку несколько раз, он перестал навещать Анри и спрятался в этом темном уголке. Днём он старался спать, а ночью выбирался к открытому окну в тупике и часами курил, наблюдая как фары машин пролетают по дороге рисуя замысловатый рисунок в его фантазии. В душе он очень надеялся, что Марк сможет удержать Анри здесь, может даже они поженятся и тогда она точно будет защищена от опасностей фронта. Он знал, что Марк был не бедным человеком и занимал высокую должность, а значит мог даже и без женитьбы устроить всё как надо, но брак дал бы стопроцентную гарантию. Поэтому всякий раз при встрече с ним он в шутку намекал на то, что Анри так-то в целом была бы хорошей женой, и Марку в его возрасте стоило бы задуматься о будущем. На что тот многозначительно кивал, но не посвящал Ника в свои планы.

Мысли Ника оборвались неожиданным появлением кого-то в другом конце коридора. Кто-то катился в его сторону на точно такой же коляске, руки ещё не научились хорошо управляться с колесами, поэтому некто двигался очень медленно.

– Привет, вот ты где прячешься – весело начала Анри, замучившись с этой коляской она уже была готова встать, но ноги её ещё плохо слушались, и она быстро уставала. Врач так и не смог ей толково объяснить, что не так, сказал, лишь, что скоро всё придёт в норму. Ник смерил её подозрительным взглядом – и здесь курить тоже нельзя – ехидно добавила Анри. С тех пор как Ник последний раз был в её палате прошла уже неделя и Анри забеспокоилась, что тот мог что-то задумать. Все-таки он был свидетелем того, как неизвестный Раук принялся им помогать и был явно знаком с ней. Замучившись с этими мыслями Анри пришла к выводу, что нужно это обсудить с Ником, хотя бы понять, планирует ли он её сдать. Врождённое недоверие, заставляло идти на этот риск вопреки своим страхам.

– Я не влез на лестницу, так бы там курил. Да и тут никто не ходит, за всё это время я не видел ни одного человека здесь, хотя кто-то открывает это окно каждый вечер – задумался Ник и правда, кто-то всякий раз открывал окно, сам бы он не смог, весь бы измучился пока дотянулся до верхней защёлки, а так кто-то делал ему доброе дело, возможно даже не зная о том, что один боец проводит здесь каждую ночь.

– На лестнице тоже нельзя курить, это если ты не знал – Анри захихикала, чувствуя, что Ник не настроен на разговор, хотя он в принципе никогда не был настрое на беседу, но сегодня это особенно чувствовалось. Помимо того, что она ежедневно тряслась за свою шкуру, она ещё безумно тосковала. Ей не хватало той обыденности, вокруг неё все носились и переживали, будто она была совсем уж немощной и слабой, а жалость она не терпела, но конечно в глаза никому об этом не говорила. Она знала лишь одного человека, кто не относился к ней жалостью, того, кто был всегда на ступеньку выше по уровню неудачности – это Ник. Тот странный пьяный вечер намертво засел в её голове, такой обычный, будто не было войны, такой обыденный и лёгкий, как те снежинки, которые ловил в кольцах дыма Ник. Именно он создавал эту атмосферу безопасности, это плотную штору, на которой был нарисован её любимый яблоневый сад в весеннем цвету, и не было ни намека на войну, бесконечную и кровопролитную.

– Нигде нельзя курить, все это злобствующие зожники, пережрали сельдерея, так что теперь у них вместо мозгов одна большая накаченная жопа – Анри засмеялась, он вернулся со своими глупыми шуточками.

– Ты во всем видишь заговор, зожники то тут причем? – наигранно возмущалась она.

– Да как в причем, какая-то сплошная пропаганда здоровья, всё делают, чтобы человек жил долго и мучительно – Ник хохотнул, его правда немного раздражало это повышенное внимание к здоровью особенно когда с фронта эшелонами везли трупы тех, кто возможно и ни курил в своей жизни ни разу.

– Все то тебе чем-то досаждают, врачи, зожники, даже эта коляска.

– Э нее, с этой красоткой мы уже поладили, смотри что умею – Ник бросил зажигалку и пачку сигарет на подоконник, взялся обеими руками за колёса и поднял переднюю часть коляски вверх, удерживая равновесие лишь на задних колёсах – видала, да я на ней могу прям сразу в поля ехать, мастер, что сказать – Анри улыбкой наблюдала за его фокусами, понимая, что пора бы уже перейти к вопросу, с которым она сюда пришла, но так не хотелось рушить это простую атмосферу.

– Слушай, я тут хотела серьёзно с тобой поговорить – Ник медленно опустил передние колеса на пол и замер в ожидании – я про то, как мы выбрались.

– А, ты об этом – с некоторым разочарование ответил Ник – ну как