Сюзанна, которая сидела окаменев на ящике из-под чая, казалась еще более бледной, если, конечно, такое возможно, чем до прихода сюда. Она молчала, и Виви решила ее не трогать, чтобы дать дочери переварить услышанное.

– Значит, она не умерла при родах? – наконец нарушила тишину Сюзанна.

Виви протянула к ней руки:

– Нет, дорогая, она…

– Она бросила меня? Просто передала меня из рук в руки? В чертовом рыбном ресторане?

Виви нервно сглотнула. Какая жалость, что Дугласа нет рядом!

– Мне кажется, она знала, что не сможет стать тебе хорошей матерью. В юности я пару раз видела ее и хочу сказать, характер у нее был необузданный. И она не ладила с родителями. И вполне возможно, мужчина, с которым она убежала, мог оставить ее из-за ребенка… Некоторые мужчины терпеть не могут детей, особенно чужих. Дуглас всегда думал, что тот человек, быть может, жестоко обращался с Афиной. Поэтому не стоит судить ее слишком строго. – К сожалению, слова Виви прозвучали не так убедительно, как хотелось бы. – Ведь времена были другие.

Сразу после исчезновения Афины Виви вернулась в Дир. И отнюдь не для того, чтобы поймать Дугласа в свои сети: она всегда знала, что он страстно хотел вернуть Афину, и, пока в душе у него теплилась надежда, у других женщин не было ни малейшего шанса. Однако Виви с детских лет питала к Дугласу нежные чувства и решила подставить ему в трудную минуту дружеское плечо.

– Конечно, мне приходилось выслушивать бесконечные рассказы о том, как он любит твою мать, – как бы между прочим заметила Виви. – Но он нуждался в поддержке. Он не мог ухаживать за младенцем. Тем более при такой загруженности. Ну и начнем с того, что его родители… особо не горели желанием помочь. И вот через два месяца после смерти Афины Дуглас предложил мне выйти за него замуж. – Виви откинула упавшие на лицо волосы. – Прости, что не открыли тебе правду раньше. Мы очень долго верили, что тем самым оберегаем твоего отца. На его долю выпало столько унижений, столько страданий. А затем… ну, я не знаю… наверное, нам казалось, что мы оберегаем тебя. И в наше время, в отличие от дня сегодняшнего, было не принято все рассказывать. – Виви пожала плечами. – Мы просто считали, что так будет лучше.

Сюзанна плакала – плакала уже несколько минут.

Виви неуверенно протянула к ней руки:

– Мне так жаль.

– Но ты же должна меня ненавидеть, – всхлипнула Сюзанна.

– Что?

– Все это время я стояла у тебя на пути, напоминала тебе о ней.

И тогда Виви набралась наконец смелости обнять Сюзанну и крепко прижать к себе:

– Не говори глупости, дорогая. Я любила тебя. Даже больше, чем родных детей.

Сюзанна подняла полные слез глаза:

– Я не понимаю.

Виви обняла дочь за худенькие плечики, чтобы передать ей, хотя бы отчасти, свои чувства. И когда Виви заговорила, голос ее звучал непривычно уверенно и мощно:

– Я полюбила тебя, потому что в жизни не видела более красивого ребенка. Я полюбила тебя, потому что ты была ни в чем не виновата. Я полюбила тебя, потому что влюбилась в тебя с первого взгляда. – Она замолчала, ее душили слезы. – И отчасти я полюбила тебя, потому что без тебя, моя дорогая, дорогая девочка… потому что без тебя я никогда не получила бы его.

А потом, высвободившись из объятий Сюзанны, Виви рассказала, как на самом деле умерла Афина, и Сюзанна вновь разрыдалась; она плакала по Эмме, по Алехандро, но в основном оплакивала Афину, которая умерла вовсе не из-за нее.

Первая ночь, что Сюзанна Фэрли-Халм провела со своей семьей, вызвала настоящий переполох в поместье Дир, сопровождавшийся накалом эмоций, бессонницей, волнением и плохо скрытым страхом. Все ожидали, что малышка, оторванная от всех, кого она знала, лишенная привычной обстановки, окружавшей ее первые несколько месяцев жизни, будет вести себя беспокойно, но она сразу заснула и спала мирным сном с вечера до семи тридцати утра. А вот появившимся в ее жизни новым взрослым людям было явно не до сна.

Розмари Фэрли-Халм, уже успевшая привыкнуть к постоянному присутствию сына в родительском доме, запаниковала, когда тот не вернулся домой к вечеру, а еще больше – когда поняла, что ни она, ни ее муж не в курсе, где сын провел день. Розмари до полуночи мерила шагами скрипучие половицы, то и дело глядя в окна со свинцовыми переплетами в тщетной надежде увидеть зажженные фары подъезжающего к дому автомобиля. Экономка, поднятая с постели, сообщила Розмари, что видела, как мистер Дуглас в десять утра сел в такси и направился в сторону станции. Начальник станции, которому по настоянию жены позвонил Сирил, сказал, что Дуглас вырядился в выходной костюм.

– Небось собрался на шоу? – добродушно спросил он у Сирила. – Парню не худо немножко расслабиться.

– Что-то вроде того, Том, – ответил Сирил Фэрли-Халм и положил трубку.

После чего они позвонили Виви, надеясь вопреки здравому смыслу – Виви теперь ходила к ним как на работу, но Дуглас проявлял к ней не больше интереса, чем к предмету обстановки, – что сын, возможно, в виде исключения пригласил девушку в город.

– Уехал? – Виви смертельно испугалась, когда поняла, что Дуглас, ее Дуглас, который все последние месяцы тайком плакал у нее на груди, признаваясь в самых темных чувствах, разбуженных предательством жены, явно что-то скрывает от своей подруги детства.

– Мы очень надеялись, что он с тобой. Представляешь, он не ночевал дома. Сирил взял машину и поехал его искать, – заявила Розмари.

– Я немедленно к вам приду, – ответила Виви, которая, несмотря на крайнее волнение, была весьма довольна тем, что Розмари сочла вполне уместным ее приход в столь поздний час.

Виви помчалась в поместье, так толком и не поняв, чего она больше боится: того, что Дуглас, возможно, сейчас лежит где-то, израненный, в кустах, или того, что его исчезновение связано с неожиданным появлением кого-то другого. Он все еще любил Афину, тут у Виви не было сомнений. Последние несколько месяцев он только об этом и твердил. Однако худо-бедно его излияния еще можно было терпеть, пока оставалась слабая надежда, что его чувства угасают, точно угли в камине. Зная подробности бегства Афины, Виви рассчитывала, что к прежнему возврата нет.

Итак, обитатели поместья, разбившись на мелкие группы и вооружившись фонариками, с полуночи до зари обшаривали окрестности на случай, если Дуглас случайно напился и свалился в канаву. Несколько лет назад один местный парень, наклюкавшись, утонул. Сирила до сих пор преследовало воспоминание о том утопленнике, лежавшем лицом вниз на отмели.

– Последнее время он стал гораздо меньше пить, – заметил Сирил, когда они стояли, сгрудившись, в лунном свете. – Похоже, мальчик уже переболел. И потихоньку приходит в себя.

– Мистер Фэрли-Халм, Дуглас наверняка у какого-нибудь приятеля. Пропустил стаканчик-другой и заночевал в Лондоне.