Виви, сидевшая обмякнув на кресле в холле, поначалу даже не обратила внимания на мать, которая, спустившись вниз в ночной рубашке, поинтересовалась, в чем дело.

– Ты в порядке, дорогая? – Миссис Ньютон попыталась поймать взгляд дочери.

Афине больше не суждено вернуться. Ей не суждено вернуться, чтобы отнять у Виви Дугласа и Сюзанну. Виви, еще не успевшая оправиться от потрясения, неожиданно поняла, к своему стыду, что испытывает не только шок, но и нечто похожее на эйфорию.

– Виви? Ты еще тут?

– А как Дуглас? Он в порядке?

С тех пор ее неустанно мучила совесть, что она в первую очередь подумала о Дугласе и даже не поинтересовалась обстоятельствами смерти Афины.

– Он будет в порядке, – ответила Розмари. – Виви, спасибо, что спросила. Он будет в порядке. Через полчаса мы завезем ребенка.

Дуглас скорбел два месяца, демонстрируя глубокую печаль, которую многие сочли явно избыточной, если учесть, что его жена сбежала от него больше года назад, причем, насколько всем было известно, с другим мужчиной.

Многие, но только не Виви. Она находила скорбь Дугласа трогательным свидетельством его способности на сильные чувства и подлинную страсть. Теперь, когда Афина ушла в мир иной, Виви могла позволить себе быть великодушной. Виви не собиралась зацикливаться на смерти Афины, поскольку невозможно было найти баланс между жалостью и осуждением, поэтому Виви сосредоточилась на Сюзанне и, словно желая искупить свою вину за столь низменные чувства, постаралась излить на малышку свою безграничную любовь. Виви взяла на себя все заботы о Сюзанне, обнаружив, что теперь, когда тень Афины уже не нависала над ней дамокловым мечом, она могла щедро потратить на осиротевшего ребенка все запасы неизрасходованной нежности.

Сюзанна, казалось, отвечала тем же на столь безграничную привязанность. Она сделалась еще жизнерадостнее и с удовольствием прижималась упругой бархатистой щечкой к щеке Виви, доверчиво вкладывая пухлую ладошку в руку своей воспитательницы. Итак, Виви теперь приезжала в Дир-Хаус около половины восьмого утра и тотчас же уводила Сюзанну на прогулку по поместью, подальше от Дугласа, с его горем, словно черным покрывалом накрывшим дом, подальше от его родителей и слуг, для которых, судя по их тревожным шепоткам, присутствие Сюзанны становилось все более серьезной проблемой.

– Мы не можем избавиться от нее прямо сейчас, – как-то раз, проходя мимо кабинета, услышала Виви голос Розмари. – Мы ведь сказали всем, что это ребенок Дугласа.

– Это ребенок Дугласа! – отрезал Сирил. – И только ему решать, что делать с Сюзанной. Надо сказать мальчику, чтобы взял себя в руки. Пора принимать решение.

Они сделали генеральную уборку Филмор-Хауса. Дом, скорее напоминавший храм Афины – шкафы по-прежнему ломились от платьев, а пепельницы были переполнены окурками в губной помаде, – перешел в ведение Розмари. Дуглас с Сюзанной успели прочно обосноваться в Дир-Хаусе. И Розмари, у которой уже давно чесались руки уничтожить все физические следы присутствия этой девицы в поместье, решила воспользоваться пассивностью сына, чтобы раз и навсегда покончить с этим делом.

Виви наблюдала с вершины холма за тем, как мужчины выносили из дома охапки ярких платьев, выкладывая их на центральной лужайке, в то время как женщины ползали на коленках по раскатанным коврам и, ежась от холода, восхищенно разбирали коробочки с украшениями и пакеты с дорогостоящей косметикой.

Для человека, декларировавшего полное равнодушие к собственности, у Афины оказалось слишком большое, просто непомерное количество личных вещей, и среди них не только платья, пальто и туфли, но и пластинки, картины, лампы – все это было куплено в спешке или получено в качестве подарков, а затем брошено.

– Не стесняйтесь, берите все, что хотите. Остальное – в костер и сжечь! – донесся до Виви командный голос Розмари, явно довольной тем, что удалось снова взять бразды правления в свои руки.

И Виви невольно задалась вопросом: а не испытывает ли и она такого же радостного возбуждения при мысли о кардинальном устранении всех следов пребывания Афины в доме? Да-да, прилива злобной радости, в которой она даже себе боялась признаться. Этого недостойного, низменного чувства, что привело ее сюда понаблюдать за происходящим, совсем как старую ведьму – за казнью.

– Ты ничего не хочешь взять? – крикнула Розмари, заметив Виви, медленно катившую коляску с Сюзанной.

Виви посмотрела на костюм для медового месяца, на расшитые блестками туфельки без задников, что были на Афине во время охотничьего бала, а теперь лежали в груде бесполезных вещей возле бордюра из герани.

– Нет, спасибо, – ответила она.

Родители Афины от всего отказались. Виви случайно подслушала, как папа с мамой это обсуждали. Форстеры были настолько шокированы поведением Афины, что предпочли дистанцироваться от нее, даже усопшей. Они кремировали ее тело на закрытой церемонии и не поместили объявления в «Таймс», трагическим шепотом сказала миссис Ньютон. И не захотели увидеть свою внучку. Более того, они даже не упомянули о Сюзанне.

Виви неторопливо катила коляску мимо горы пожитков, время от времени склоняясь над спящей Сюзанной, чтобы проверить, хорошо ли она защищена от порывов ветра. И неожиданно краем глаза заметила ящик с нижним бельем Афины, воздушными вещицами из шелка и кружев – вещицами, которые говорили о ночах, полных интимных секретов и неведомых удовольствий, а сейчас неряшливой кучей валялись на земле, выставленные на всеобщее обозрение. Словно после Афины не осталось ничего, что заслуживало уважительного к себе отношения.

Виви полагала, что это зрелище принесет ей тайное удовлетворение. Но столь решительное, столь поспешное уничтожение личных вещей Афины казалось ей сейчас почти непристойным. Как будто все до единого твердо вознамерились вычеркнуть ее из своей памяти. Дуглас больше о ней не говорил. Розмари и Сирил запретили упоминать ее имя. Сюзанна была слишком мала, чтобы помнить Афину: благодаря своему возрасту Сюзанна спокойно двигалась дальше, получая обожание окружавших ее незнакомцев в качестве более-менее удачной замены материнской любви. Впрочем, с другой стороны, никто толком не знал, как сильно Сюзанну любили до того.

Виви прошла мимо груды дорогих шерстяных пальто и остановилась на краю лужайки пропустить мужчину с коробкой фотографий на выброс. Впоследствии Виви так и не смогла понять, что заставило ее это сделать. Возможно, мысли о том, что у Сюзанны не оказалось корней, возможно, чувство неловкости из-за того, что все люди, когда-либо знавшие Афину, буквально горели желанием вычеркнуть ее имя из анналов истории. Возможно, дело было в этом красивом нижнем белье, разрозненном, выставленном напоказ, словно тоже замаранном ею.

Виви нагнулась, чтобы взять из коробки пачку фотографий, а также вырезку из газеты, и положила их в коляску, прикрыв сумкой. Виви не была уверена, как поступит со всем этим добром. Она не была уверена, что вообще хочет оставить фото себе. Просто ей вдруг показалось важным, что при всей щекотливости ситуации и возможности возникновения неудобных вопросов Сюзанна, когда вырастет, захочет узнать о своей матери.