– Иди. Думай о нем, а не обо мне. Помоги ему.

Темное лицо Джонатана побледнело.

– Они проверят ваши руки. На следы пороха. Выстрелите в землю.

– Хорошо. Иди.

Он помешкал еще мгновение, затем направился к стене и полез на нее почти там же, где упала Дориан. Несмотря на весь ужас, эта симметрия порадовала Лили: она почувствовала, что замыкает круг, завершает превращение из женщины, которой она притворялась, в женщину, которой была на самом деле. Оказавшись на вершине стены, Джонатан повернулся и бросил на Лили последний колеблющийся взгляд, но она отмахнулась от него пистолетом, почувствовав облегчение, когда тот бесшумно приземлился во дворе Уильямсов.

Лили присела, наведя пистолет на землю в нескольких футах в стороне. Она знала об отдаче, но все равно оказалась не готова к силе выстрела, откинувшего ее назад. Выстрел разнесся по всему саду, а когда стих, Лили услышала визг шин, поворачивающих на ее улицу.

Я убила своего мужа. Он избивал меня, и я его застрелила.

Как вы достали пистолет?

Я взяла его у Джонатана, когда он последний раз отвозил меня в центр. Во вторник.

Чушь. Он бы заметил исчезновение оружия.

И правда. Лили попробовала еще раз.

Что, если сказать им, что пистолет принадлежит Грегу?

Пистолет меченый. Едва они его отсканируют, как тут же узнают, что он принадлежит Джонатану.

Она не могла придумать ответ. Джонатан прав: история хлипковата, кто бы ее ни рассказывал. Грег мертв – застрелен двумя пулями из пистолета Джонатана. Прошлой ночью Лили выехала за стену одна, а вернулась с Джонатаном. Они подумают, что Грега убил Джонатан или что Лили с Джонатаном сделали это вместе. Никому не будет дела до синяка у Лили под глазом, до порезов на лице и руках. Все кончено: она – женщина, убившая мужа. Она подумала о казнях, которые регулярно показывали на гигантском экране в гостиной: мужчины и женщины бледнели, когда яд попадал в их вены, топя их в собственной легочной жидкости. Казалось, они мучительно задыхались целую вечность, прежде чем, в конце концов, умирали. Грег смеялся над Лили, когда та пыталась прикрыть уши. Они умирали с выпученными, умоляющими глазами, словно рыбы на дне лодки.

Лили опустила пистолет и закрыла глаза. Когда Безопасность ворвалась на задний двор, она стояла на высоком коричневом холме, среди хлебов, колышущихся на многие мили вокруг, глядя в глубокую, вьющуюся голубой лентой реку. Она не слышала, что ей говорили, не понимала их вопросов. Захваченная миром Тира, его видами, звуками, даже запахом свежевспаханной земли с привкусом соли, напомнившим ей о детских поездках на побережье Мэна, Лили не чувствовала, как ее руки сковали за спиной и препроводили ее ко входной двери. Она не чувствовала ничего, даже когда ее затолкали в грузовик.

* * *

Открыв глаза, Келси впервые обнаружила себя не в библиотеке, а в оружейке.

– Вот и вы, госпожа.

Она моргнула, обнаружив Пэна с одной стороны и Эслтона – с другой.

– Что я здесь делаю?

– Вы забрели сюда, – Пэн отпустил ее. – Исходили все Королевское Крыло.

– Сколько времени?

– Почти полночь.

Прошло менее двух часов. Теперь жизнь Лили текла быстро. Келси моргнула и увидела, словно сквозь тонкую вуаль, темную жестяную коробку грузовика Безопасности, его бронированные внутренние стены. Лили была здесь, не столетия назад, не за границами бессознательного, как когда-то, а прямо здесь, в голове Келси. Захоти она, она бы могла коснуться ее, заставить Лили поскрести плечо или закрыть глаза. Она были связаны.

– Только переход, – прошептала Келси, сжимая сапфиры. Кто это сказал? Она больше не могла вспомнить. – Только переход.

– Госпожа?

– Я возвращаюсь, Пэн.

– Куда возвращаетесь? – сердито поинтересовался Элстон. – Рано или поздно, госпожа, вам придется поспать.

– Думаю, обратно, – ответил Пэн, но его голос уже звучал как будто издалека. Келси смутно припомнила, что собиралась что-то делать, что-то, связанное с Красной Королевой. Но сейчас Лили взяла верх. Вмешалась еще одна вспышка: Лили вытащили из грузовика и отконвоировали вниз по длинной лестнице, ее глаза слепило ярким дневным светом. Тошнота накрыла Келси, словно волна, и она вспомнила, что Лили ударилась о двойные двери головой. У нее сотрясение?

– Останься, Пэн. Не дай мне упасть.

– Иди, Эл.

– Я приведу Капитана, – пробормотал Элстон. – Господи, каким ужасом все обернулось.

Он проговорил последние слова тихо, словно надеясь, что Келси не услышит. Но если бы она смогла найти свой голос, она бы с ним согласилась. Все пошло не так, но где же был переломный момент? Когда все ее благие намерения пошли прахом? Но ноги Лили заплетались, перебирая ступеньки лестницы, и Келси рванулась вперед. Она схватилась было за подлокотник, но обнаружила, что его нет, и споткнулась.

– Поднимайся, блин!

– Госпожа?

* * *

– Поднимайся, блин!

Лили оттолкнулась от стены и встала на ноги. Охранники оказались не такими вежливыми, как на нью-ханаанском посту Безопасности. Четверо мужчин окружили Лили: трое держали небольшие продолговатые предметы, какие-то электрические дубинки, а четвертый – пистолет.

Лили был нужен врач. Порезы на руках оказались не очень глубокими: они уже начали покрываться струпьями. Но она прилично порезала голову, когда влетела в стеклянные двери, и с правой стороны сквозь волосы постоянно сочилась кровь. Время от времени ее одолевала тошнота: последний приступ был настолько сильным, что она чуть не упала. Но она изо всех сил с ним боролась, не испытывая не малейшего желания получить удар электрошокером.

Ребенком Лили как-то сунула палец в патрон настольной лампы, и до сих пор не забыла краткой обжигающей агонии, охватившей руку в тот момент. Четверо мужчин, которые ее окружали, явно не стали бы думать дважды, прежде чем дать ей разряд.

Ее продержали на нью-ханаанском посту до полудня, в камере грязной, но далекой от тех ужасных условий, которые могла представить себе Лили. В камере с ней никого больше не было. Помещение было грязным скорее потому, что там никого не держали, а не из-за обилия немытых заключенных. В Нью-Ханаане мелкой преступности не наблюдалось. Просидев в камере несколько часов, Лили не заметила ни единого таракана. Она не спала более суток и была истощена. И хотела есть, но острота голода скоро померкла на фоне жажды. Она не знала, дали бы ей воды на посту, но спросить забыла. Сейчас по ее горлу словно прошлись наждачной бумагой.

Когда солнце коснулось горизонта, ее посадили в другой грузовик. Лили не знала, сколько была в пути, только ночь наступила задолго до того, как они остановились, и когда ее вытащили из грузовика, она оказалась в царстве яркой флуоресценции и асфальта. Лучший мир никогда не казался дальше, чем в тот момент. Лили замерзла от долгого путешествия в одной футболке и джинсах, ослепла от яркого света и медленной струйки крови из головы. Она попыталась вспомнить, почему оказалась здесь, но в тот момент Уильям Тир и его люди казались бесконечно далекими. Мысленно вернувшись назад, Лили поняла, что сейчас до сих пор тридцатое августа, что до первого сентября еще два дня. Два дня до карнавала, как выразился Паркер, но Тир никогда не позволит подобному существу просочиться в свой Лучший мир. Что это будет за карнавал?