Нет, не приходило. Мгновение Келси размышляла о худших людях: Арлен Торн? Святой отец? Ее дядя? Все казалось возможным. И разве кровь так уж важна? Келси никогда не было дела, кто ее отец: мать, разрушившая королевство, казалась куда важнее. Келси перестала вышагивать, подняла взгляд и увидела портрет Прекрасной Королевы, уставившейся на нее. Любимый ребенок сидел на коленях, радостно улыбаясь, никаких темных углов, а за юбками Королевы стоял другой, темный ребенок, незаконнорожденный, нелюбимый. Происхождение имеет значение, поняла Келси, даже если не должно. Ее пронзила боль, словно кто-то пнул прямо в живот, и она закричала, складываясь пополам.

– Госпожа?

Еще один удар, и Келси взвизгнула, обнимая живот. Булава подлетел к ней в два шага, но ничего не мог сделать.

– Госпожа, что такое? Вы больны? Ранены?

– Нет. Не я. – Келси вдруг поняла: где-то, несколько столетий назад, Лили платила за свое молчание. Лили нуждалась в ней сейчас, но Келси уклонилась, сжавшись внутри собственного разума. Она не была уверена, что сможет смотреть, как Лили наказывают. Не знала, как выйдет из этого на другой стороне. Почувствует ли она, если Лили умрет? Умрет ли сама?

– Лазарь, – она посмотрела на Булаву, видя обе его стороны, балансирующие на тонкой грани: злобного мальчика, поднявшегося из невообразимого ада под Кишкой, и мужчину, положившему жизнь на служение двум королевам. – Если со мной что-то случится…

– Например?

– Если со мной что-то случится, – перебила она, – сделай несколько вещей. Для меня.

Она замолчала, задыхаясь. Яркая, жгучая боль опалила ладонь, и она вскрикнула, сжав руку в кулак и потерев им по ноге. Булава подошел к ней, и она подняла вторую руку, останавливая его, стиснув зубы, пытаясь справиться с болью, ничего не видя от слез.

– Из-за чего это с вами происходит, госпожа? Из-за ваших сапфиров?

– Не важно. Если со мной что-то случится, Лазарь, я доверяю тебе присмотреть за этими людьми и защитить их. Они боятся тебя. Черт, они боятся тебя больше, чем меня.

– Уже нет, госпожа.

Келси не обратила внимания на его замечание. Ладонь болела теперь не так остро, но продолжала горячо пульсировать в такт с ее собственным сердцебиением. Келси закрыла глаза и увидела небольшой металлический прямоугольник, блеснувший в ярком белом свете, узнав его только по воспоминаниям Лили: зажигалка. Кто-то обжег Лили руку.

«Не кто-то, – подумала Келси. – Бухгалтер». Человек, которого бы всецело одобрил Арлен Торн. И Келси вдруг задумалась, сможет ли человечество когда-либо измениться. Развиваются ли люди, перенимают ли опыт прошлого? Или просветление накатывает на них, как прилив, отступая при перемене обстоятельств? Главная отличительная черта этого вида могла оказаться пустышкой.

– Что еще, госпожа?

Она выпрямилась и разжала кулак, не обращая внимания на зев опаленной плоти, который, казалось, открылся на ее ладони.

– Если отец Тайлер еще жив, найди его и защити от Арвата.

– Будет сделано.

– И в заключение, сделай мне одолжение.

– Какое, госпожа?

– Очисть и закрой Ясли.

Булава прищурился.

– Зачем, госпожа?

– Это мое королевство, Лазарь. Не потерплю здесь никаких темных подвалов. – Глазами Лили Келси увидела лабиринт флуоресцентных коридоров внутри комплекса Безопасности и бесконечные двери, каждая из которых скрывала агонию. Ее ладонь пульсировала. – Никаких тайных мест, где происходят ужасные вещи, вещи, в которых никто не хочет признаваться при свете дня. Это слишком высокая цена, даже за свободу. Очисти его.

Булава скривился. На этот раз Келси с легкостью прочитала его мысли: то, что она просила, было для него ужасно, и он не думал, что она знает. Она положила руку на его запястье, вцепившись в кожаный ремешок, удерживающий несколько небольших ножей.

– Как тебя зовут?

– Лазарь.

– Нет. Это имя дали тебе на ринге. Как тебя зовут по-настоящему?

Он изумленно на нее уставился:

– Кто…

– Как тебя зовут?

Булава моргнул, и Келси показалось, что она увидела яркий блеск в его глазах, но мгновение спустя он исчез.

– Кристиан. Фамилии я не знаю. Я родился в Кишке, и у меня не было родителей.

– Феерожденный. Значит, слухи верны.

– Я не хочу обсуждать этот этап своей жизни, госпожа. Даже с вами.

– Справедливо. Но ты очистишь это место.

Комната дрогнула перед глазами Келси, свет факелов на мгновение стал электрическим, прежде чем снова исчезнуть. Она хотела и одновременно не хотела видеть. Она услышала, как Лили кричит. Келси сжала кулаки, отгоняя прошлое.

– Вы говорите, словно приговоренная, госпожа. Что вы собираетесь делать?

– Мы все приговорены, Лазарь. – Голова Келси дернулась, когда удар пришелся Лили по лицу. Лили уже начала терять надежду: Келси чувствовала, как ею овладевает отчаяние, оцепенение, растекающееся по всему сознанию. – Тебе придется отвести меня обратно, Лазарь. У меня нет времени.

– Мы можем вернуться туннелями. – Булава мгновение повозился со стеной, открывая одну из многочисленных дверей. – Куда вы попадаете во время ваших фуг, госпожа?

– Назад. В предпереходный период.

– Назад в прошлое?

– Да.

– Вы видите его? Уильяма Тира?

– Иногда. – По пути к двери Келси протянула руку к холсту матери, погладив нарисованный подол зеленого платья, чувствуя, как в мыслях всплывает сожаление. Как бы она ни старалась ненавидеть улыбающуюся женщину на портрете, она была бы рада с нею поговорить, хотя бы раз. – Ты хорошо знал мою мать, Лазарь. Что бы она подумала обо мне?

– Она бы нашла вас слишком серьезной, госпожа. Элисса терпеть не могла тосковать по милости других, не говоря уже об обстоятельствах, которые не могла изменить. Она окружала себя подобными людьми.

– Мой отец был хорошим человеком?

Страдальческое выражение промелькнуло на лице Булавы, а потом исчезло, да так быстро, что Келси могла бы подумать, что ей показалось. Но она знала, что это не так.

– Да, госпожа. Очень хорошим человеком. – Он махнул в темноту. – Пойдемте. Или закончится тем, что мне придется вас нести. У вас такой вид.

– Какой вид?

– Как будто вы настолько пьяны, что вот-вот потеряете сознание.

Келси бросила последний взгляд на портрет матери и последовала за ним в туннель. Она слышал сквозь стены ропот многих голосов, даже среди ночи люди слишком волновались, чтобы спать. Все находились в равной опасности: простолюдины или знать – армия за стеной не станет делать различий. Келси попыталась представить предстоящий рассвет, но видела не дальше конца Новолондонского моста. Что-то загораживало ее видение. Обжигающий огонь распространялся по рукам Келси, покалывающая боль, двигающаяся к груди, прежде чем атаковать ноги. Боль усиливалась, и Келси остановилась во тьме, не в состоянии двигаться. Она никогда не чувствовала ничего подобного: каждый нерв в ее теле, казалось, широко раскрылся, став бесконечным проводником.