проведения процессов можно представить себе достаточно ясно по тому примеру, который приводит в своем докладе Хрущев, говоря об отношениях начальника Ленинградского областного управления НКВД Ваковского к Розенблюму во время подготовки дела ленинградского центра.

Сталин позаботился также о том, чтобы уничтожить весь тот «штаб» Кирова, с помощью которого последний, как мы видели, не без труда расправился с «ленинградской оппозицией» в 1926–1927 годах.

Одним из первых был арестован в 1937 году старый чекист, большевик с 1909 года, член ЦК с XII съезда Николай Комаров. Ему не помогли заслуги в борьбе с Зиновьевым, которые он оказал Сталину в период перед XIV съездом, когда он играл роль сталинского Троянского коня в зиновьевском обкоме Ленинграда (не будучи выбран в состав ленинградской делегации на XIV съезд, Комаров выступал на этом съезде с разоблачениями внутренней кухни зиновьевского аппарата в Ленинграде в качестве делегата с совещательным голосом от ЦК).

Мы касались уже заявления, написанного им совместно с Углановым, относительно их роли во время кронштадтского восстания, где Комаров в пылу борьбы с зиновьевцами — Бакаевым, Евдокимовым, Наумовым и др. раскрыл подлинный характер событий в Петрограде и Кронштадте и свою роль в качестве возглавителя петроградской ЧК.

Вместе с Комаровым в Ленинграде были арестованы все те, кто помогал Кирову разгромить в свое время зиновьевский аппарат и вместе с ним возглавлял потом Ленинградскую организацию. Это, прежде всего, секретари обкома и члены ЦК или ЦКК — М. С. Чудов, член партии с 1913 года, Ф. Ю. Угаров, член партии с 1905 года, П. П. Смородин, член партии с 1917 года, жена Чудова Людмила Шапошникова, член ЦКК и секретарь ленинградского облпрофсоюза, Б. П. Позерн, член партии с 1903 года.

Теперь все они стояли перед перспективой такого же «открытого процесса», как и процесс 1936 года, который оборвал политическую карьеру их бывших противников из «ленинградской оппозиции» во главе с Зиновьевым и Каменевым.

Ибо, как сообщает Хрущев в своей речи на закрытом заседании XX съезда, над этими людьми из головки кировского аппарата готовился открытый процесс под названием «Дело террористического центра саботажа, шпионажа и диверсии в Ленинграде». Нельзя не отметить, что сам подбор для этого центра ближайших сотрудников Кирова проливает дополнительный свет и на характер убийства самого Кирова.

Процесс этот, как и процесс над группой Осинского, Яковлевой, Камкова, Карелина и других, — не состоялся. Сталину, особенно после процесса над Рыковым и Бухариным в 1938 году, стало очевидно, что процессы с их фантастическими обвинениями и не менее невероятными «признаниями» подсудимых вызывают, вне зависимости от прежнего отношения к бичующим себя бывшим вождям КПСС, отвращение и возмущение методами коммунистического «правосудия» как в стране, так и во всем остальном мире. Процессы начали служить не задуманной цели — компрометации всех бывших противников Сталина и сваливанию на них всех недостатков и тягот, от которых страдал народ, они скорее демонстрировали, что коммунистическая власть и ее носители — и бывшие и настоящие — окончательно изолгались.

Однако, несмотря на то, что процесс «ленинградского террористического центра» по тем или иным причинам не состоялся, методы и способы подготовки этого процесса были без сомнения те же, что и в других случаях. Они частично раскрыты Хрущевым в его секретной речи на XX съезде, и на данных, приводимых Хрущевым, следует подробнее остановиться, ибо они раскрывают механику, с помощью которой организовывались все процессы в тридцатых годах.

Из всех лиц, которые должны были фигурировать на ленинградском процессе, к 1955 году в живых остался, видимо, только один единственный представитель верхушки кировского аппарата. Это — Розенблюм, член партии с 1906 года, показания которого использует в своей речи Хрущев.

Исполнителем сталинского замысла в Ленинграде был известный своей жестокостью в разработке методов «вынужденных признаний», будущий заместитель Ежова, — Заковский. Этот возглавитель ленинградского НКВД, начавший свою карьеру в одесской ЧК вскоре после ухода белых, подверг, согласно описанию Хрущева, Розенблюма «страшным пыткам», а потом, когда Розенблюм во всем «сознался», вызвал его к себе и предложил ему сделку с совестью. — Ценою «спасения жизни» было участие Розенблюма в механизме готовившегося по методам НКВД процесса. Хрущев передает показания Розенблюма о том, как Заковский готовил механизм ленинградского процесса:

«Чтобы показать мне этот механизм, — сообщил Розенблюм, — Заковский описал мне несколько возможных вариантов организации такого центра и его отделений.

Подробно описав мне такую организацию, Заковский сказал мне, что НКВД заготовит дело этого центра, и добавил, что суд будет открытым.

Судили 4 или 5 членов этого центра: Чудова, Угарова, Смородина, Позерна, Шапошникову (жену Чудова) и других, а также 2 или 3 членов отделений этого центра … „… дело ленинградского центра должно быть составлено солидно и поэтому нужны показания свидетелей … Вам самому — сказал Заковский — не придется ничего выдумывать. НКВД заготовит для вас готовое описание каждого отделения центра. Вам нужно будет тщательно изучить его и помнить все вопросы и ответы, с которыми вам придется иметь дело во время суда. Дело это будет готово месяца через четыре, через пять, может быть, через полгода. Все это время вы должны будете готовиться, чтобы не скомпрометировать следователя и себя. Ваша будущая участь зависит от того, как пройдет суд и каковы будут его результаты. Если вы начнете завираться и дадите неверные показания — пеняйте на себя. Если вы выдержите это испытание, вы спасете свою жизнь и мы будем кормить и одевать вас до самой вашей смерти“».

Нечто подобное произошло и с избавленным от немедленной казни Христианом Раковским. Во время его допроса Вышинский, очевидно по заданию Сталина, поднял вопрос об отношениях Раковского с германской разведкой во время Первой мировой войны и при этом невольно затронул вопрос о финансировании большевиков немцами перед революцией 1917 года.

В данном случае — вероятно единственном на процессе — была пролита полуправда об этом, и поэтому на этом эпизоде следует остановиться.

Х. Раковский, личный друг Троцкого с 1903 года, был одним из последних сосланных оппозиционеров, сдавших свои позиции. Впрочем, первоначально его положение мало чем отличалось от положения тех исключенных вождей, которые путем отказа от своих взглядов были снова приняты в партию и занимали порой еще видные места в советской экономике и в госаппарате. О его положении в первой ссылке сообщает характерные подробности Л. Фишер, специально ездивший к Раковскому в Саратов в 1929 году.

Целью поездки Фишера было получение от Раковского — бывшего советского полпреда в Лондоне — материалов для своей книги об англо-советских отношениях и, разумеется, он не мог получить их без содействия тогдашнего главы Наркоминдела М. Литвинова.

М. Литвинов, хорошо знавший