— А вот не надо тут намёков! Нормальный у меня характер!

— А я что спорю! И у дочери твоей он будет замечательный. Вы смотрите, хорошо её там воспитывайте, мне на ней лет через двадцать ещё жениться.

Я прыснула.

— Ты только Ваньке об этом не скажи! Он нас с тобой сразу… того.

— Что не скажи? — раздался рядом голос Чемезова. Он обогнул наш столик, и встал за моей спиной. Впрочем, не забыв при этом протянуть руку Бодлеру, которую тот с готовностью пожал.

— Да так, наши личные тайны, — хмыкнул Дима.

Ваня выжидающе посмотрел на меня:

— Мне стоит переживать?

— Ничуть, — махнула я рукой и невинно захлопала ресницами.

Ваня наклонился ко мне и очень по-хозяйски поцеловал, явно демонстрируя Бодлеру кто тут чей муж. После чего погладил меня по щеке.

— Потерпишь ещё минут пятнадцать? Я попытаюсь спасти Гинберга от коготков Давыденко, и домой поедем.

Я послушно кивнула. И Ванька направился в сторону обозначенной парочки.

— Ты счастлива? — вдруг серьёзным тоном спросил Дима.

Сначала растерялась, не зная, как правильно ему объяснить, но потом всё же смогла подобрать нужные слова.

— Дим, счастье — это слишком эфимерное понятие. У нас с Ванькой проблем в жизни и в голове ещё на сто лет вперёд хватит. Но мы с ним на своём месте, и каждый сделал тот выбор, за который готов нести свою ответственность. Мы любим и любимы, и будем бороться за своё до самого конца. Если это счастье, то да, я счастлива.

Бодлер медленно моргнул, принимая мой ответ.

— Значит так тому и быть.

Мы с ним ещё какое-то время поболтали о всяких пустяках, пока Ваня издалека мне не просигналил, что пора собираться. Я встала со стула, когда Димка не утерпел и задал свой саркастичный вопрос:

— А рыжую чего не позвали?

— Понравилась? — попыталась подколоть его я.

Тот неопределённо пожал плечами.

— Если будешь плохо себя вести, то ко дню рождения подарю тебе её номер телефона, — пообещала я, и, обняв его на прощание, поспешила раскланяться с остальной своей семьёй, чтобы уже наконец-то отправиться домой со своим мужем.

И уже оказавшись дома, Ваня крепко прижмёт меня к себе и сумеет сказать всё самое главное только одним взглядом своих пронзительно-голубых глаз.