Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы подошли к нужному столику, отец, увидев нас, поднялся на ноги. Ванька протянул ему руку, но Игорь Валентинович медлил, с настороженностью поглядывая на Чемезова. Интересно, как они дальше вместе будут работать? Это Ванька будет компромиссы искать, а отец же гордый, должно быть злится на него из-за Даши. Но, несмотря на личное отношение, пока ещё неведомое мне, он пожал протянутую ему руку.
— Лиза, здравствуй, — поздоровались со мной. На что я смогла лишь кивнуть.
Уселись все за столик и нервно разглядывали друг друга. Отец напряженно мял в руках меню, а я выворачивала себе пальцы под столом, пока Ваня не схватил меня за руку. Появилась официантка, мне заказали зелёного чая и очередной десерт. Не то чтобы кто-то рассчитывал, что я буду это есть, но видимо Ваня тянул время, давая возможность нам всем привыкнуть к ситуации.
— Иван, не оставишь нас вдвоём с Елизаветой? — нарушил тишину Игорь Валентинович.
— Нет, — отрезал Ваня, в один миг став жёстким и суровым. Отец недовольно глянул на него, впервые столкнувшись с сопротивлением со стороны зятя. Я даже улыбнулась, представляя, как отец будет вечером рассказывать своей жене, как я испортила белого и пушистого Ванечку.
— Я думаю, что этот разговор касается только меня и мою… дочь, — раздражённым голосом проговорил папа. И тут я поняла, что да, не надо было брать Ваню с собой, потому что сейчас мужчины начнут делить свою территорию, что-то доказывать, обостряя и без того нелёгкую ситуацию.
— Вань, оставь нас, — прошептала я ему в самое ухо. Тот с недоверием глянул на меня — Пожалуйста, я справлюсь сама.
Ему понадобилось какое-то время, чтобы принять решение, после чего, поцеловав меня в щёку, пообещал:
— Жду тебя в машине, — голос, конечно, был недовольный, но я верила в то, что он сможет пересилить себя.
Чемезов встал и ушёл, а мы остались с отцом вдвоём. Я решила взять контроль за беседой на себя, а то я что-то совсем раскисла, прям не Илюша, а кисейная барышня какая-то.
— Ты хотел поговорить? О чём?
Игорь Валентинович замялся, но всё же начал.
— Мне жаль, что ты всё узнала вот так…
— Как?
— От Лены и впопыхах.
— А как я должна была это узнать?! — не думаю, что тут был идеальный способ.
— От меня. Я всё-таки твой отец.
— Уверен? — зачем-то выпустила свои колючки я. Мне хотелось поддеть его, но сказав, поняла, что вопрос в первую очередь прошёлся по мне. Прежде, чем я услышала ответ, осознала, что для меня важно, чтобы отец был мне кровным. Мне нужна была хоть какая-то родственная связь с этим миром. Да и Андрею мне хотелось быть сестрой. Про Дашу я старалась не думать. Как бы она не поступала…у неё было всякое право на это, я всё-таки у неё мужика увела.
— Уверен. Хотя анализов тогда никто не делал, про такое даже никто не слышал, но Люба сказала, что ты моя дочь, а она бы не стала о таком врать…
«Люба» заставило меня напрячься. Это был первый раз, когда отец при мне произнёс имя моей… матери? Теперь, когда он говорил про всё это, история начинала становиться реальной, я больше не могла убеждать себя, что это всего лишь сценарий плохого сериала.
— Какая она была? — непроизвольно вырвалось у меня.
Отец печально улыбнулся.
— Разной. Ветряной, смешной, свободной… Жизнелюбивой, она очень любила жизнь.
От этой фразы стало как-то горько, ведь той, кто очень любила жизнь, уже не было на этой земле.
— Ты любил её?
Спросила и затаила дыхание, оказывается, на этот вопрос мне тоже было важно знать ответ.
Отец кивнул, а потом его взгляд затуманился, будто он погрузился куда-то в свои воспоминания. Я ждала какое-то время, не перебивая его настроя, прежде, чем он смог заговорить.
— Это было подобно помешательству. Мы были совсем молоды и нас непреодолимо влекло друг к другу. Но Любе было сложно сидеть на одном месте, ей всё время хотелось событий, открытий, приключений… Мне кажется, что моё присутствие стало в какой-то момент тяготить её, и она стала искать других отношений. Я тогда безумно ревновал её. Мы то встречались, то расставались. Я хотел поймать её, но она подобно бабочке ускользала от меня. Знаешь, — печально усмехнулся он, — иногда мне хотелось убить её. Но в тот день, когда я узнал, что она умерла, стал одним из тяжелейших в моей жизни.
Он не спешил продолжать, а я с тревогой размышляла о том, а есть ли ещё в этом мире те, кто скорбел по Любе.
— А что насчёт меня? — сбежала я от своих траурных мыслей.
— Ты на неё очень похоже. Наверное, поэтому я так легко и быстро смог полюбить тебя. Ты была очень активным и очаровательным ребенком, ни минуты покоя. Вспомни, мы с тобой проводили много времени.
— Я помню, — скорее отрезала, чем разделила его воспоминание. — Очаровательных детей легко любить.
— Нет, Лиз, ты не права. Мы тебя и дальше любили, просто ты с каждым днём всё больше и больше начинала походить на неё… на Любу. И нам с Леной было тяжело. Ей ты напоминала о том, что в моей жизни была другая женщина, которой я был когда-то всецело поглощён. Мне… мне ты напоминала о том, что я потерял. Но и без этого… любовного треугольника, мы боялись за тебя. Ведь ты творила, что попало, и все мы знали возможный итог.
— Поэтому было легче просто выгнать меня? — зло оскалилась я, сдерживая рвущиеся наружу слёзы.
— Мы не выгоняли тебя, — засопротивлялся отец.
— Напрямую — нет. Но косвенно… Вы вычеркнули меня, сделали всё, чтобы я сама поняла, что мне не место в вашем благочестивом доме.
— Но и ты тяготилась нами всё то время, — как-то совсем по-детски заметил отец. И да, он был прав, я настолько хотела иного, что не понимала, что всей душой отрицала их и их устой жизни. Значит, я тоже отвергала родителей?
— Я не могла найти своего места среди… вас.
Отец ничего не ответил.
Мы опять погрузились в вязкую тишину, которая буквально прорывалась в меня пылью и песком, забивая ноздри, уши, рот, глаза… Я задыхалась, в компании этого мужчины, который так и не смог принять свою любовь ко мне. В компании себя, которая все эти годы точно так же не могла любить и принимать себя, потому что подобно брошенной собаки, всё время ждала этой любви от других.
В голове опять всплыл образ Вани. Стало как-то легче, в моих мыслях он сидел рядом и держал меня за руку, я даже смогла улыбнуться.
Я подняла глаза на отца.
— Прости меня. Прости, что не смогла стать той дочерью, которой вы хотели меня воспитать. Извини, за все переживания и потрясения. За то что пропала на десять лет.
Извинялась и не знала, для кого я в большей степени это делала, для него или для себя. Но мне, правда, становилось легче. Говоря это всё, я сама прощала себя, отпуская на свободу свои многочисленные погрешности…