Ксения еле слышно вторила невидимым исполнителям, пытаясь сдержать подступавшие к глазам слезы. Когда-то еще ей опять доведется услышать эти до боли знакомые, родные напевы? Англия — дальняя, чужеземная сторона. Кто ведает, что там поют? Она сидела, отвернувшись от мужа, страшась его проницательных глаз. Он не поддался на ее уговоры вздремнуть, сказав, что музыка дарит ему облегчение.

— Когда-нибудь, быть может не скоро, не завтра, я сам спою что-нибудь для тебя. Хотела бы ты, например, послушать, как звучат итальянские песни? — Ракоци прикоснулся к тяжелым бронзовым косам и, помолчав, произнес: — Прости, что потянул тебя за собой, дорогая.

— Никогда больше не смейте мне это говорить! — воскликнула она, поворачиваясь. — Я ни о чем не жалею.

Ответом ей был тихий шепот:

— Со мной ты в опасности, Ксения, и это тревожит меня.

Гнев придал ей смелости, и она пронзила его уничтожающим взглядом.

— Опасность? Что значит — опасность? Вы — муж мой, а я — ваша жена.

Он улыбнулся и полуприкрыл веки, показывая, что выговор принят, и Ксения, довольная своей маленькой победой, уже без печали прислушалась к низкому, удивительно сильному голосу очередной исполнительницы, хотя заведенная ею песня была очень грустной.

Англичане не понимали слов, но жалостливый мотив брал за душу, бередил память, и многие из них пригорюнились, вспоминая своих любимых и близких.

Лавелл торопливо шептал на ухо Флеммингу:

— Я сходила с ума от его поцелуев, я пила их с той жадностью, с какой пьют бояре вино… Но тут появилась им брошенная ревнивица, в руках ее блестел острый нож…

Он не успел довести перевод до конца, ибо в деревню ворвался отряд из одиннадцати конников, вооруженных копьями и туго натянутыми арбалетами.

Первыми всполошились местные жители и метнулись прочь от костров — не слишком напуганные, но с явным желанием как можно скорее раствориться во тьме. Отец Севастьян поспешил к церкви, призывая крестьян в ней укрыться, но с ним мало кто шел.

В наступившей тишине командир конников выкрикнул:

— Нам нужен венгр Ракоци! Царь Федор повелевает ему воротиться в Москву!

Сначала англичане молчали, затем среди них поднялся ропот. Они не поняли слов русского офицера, но распознали, что им угрожают, и были готовы ответить на вызов.

— Стойте, стойте! — крикнул им Лавелл, подбегая к отряду. — Мы направляемся с грузом товаров в Новые Холмогоры, чтобы оттуда отплыть в Англию. Мы не венгры, а англичане, — сказал он по-русски и, повернувшись к Флеммингу, опять перешел на английский: — Приструните своих молодцов. Полагаю, с этими людьми можно договориться.

— Я так не думаю, — с беспечным видом откликнулся Флемминг. — Стычки, похоже, не миновать, во всяком случае, судя по этим парням.

— Вот как? А мне казалось, что граф не очень-то нравится вам, — сказал с удивлением Лавелл.

— Ох, разумеется, — кивнул томно Флемминг. — Я бы и не прочь сторговаться, но бедняга жестоко изранен, а эти малые ведут себя слишком разнузданно. Скажите, что мы не поняли, чего они хотят. — Он сложил на груди руки и улыбнулся русскому офицеру.

Тот, выслушав Лавелла, вновь что-то прокричал.

— Он хочет, чтобы мы сложили оружие, — пояснил Лавелл, оглядываясь. — Он не намерен шутить.

Флемминг раздраженно поморщился.

— Хорошо. Эй, ребята, которые на виду, бросайте оружие под ноги. Всем остальным приказываю быть начеку. Мне все это сильно не нравится. — Он подошел к Лавеллу и бросил на землю свой поясной нож. — Скажите им, что мы подчиняемся, хотя так и не поняли, в чем наша вина.

Лавелл выполнил поручение, прибавив от себя:

— Мы торговцы, а не солдаты. Вы можете в том убедиться.

— Нас торговцы не интересуют, — ответил командир стражников, несколько остывая. — Нам нужен лишь венгр. Вот приказ царя Федора о его задержании. — Он показал бумагу с двуглавым орлом.

Ракоци в своей повозке попытался сесть, но, обессиленный, снова упал на подушки.

— Не бойся, Ксения, — задыхаясь, выдавил он и с напряжением поднял руку. — Я в полном порядке. Подай мне мой меч. Римский. Короткий. — Его рука затряслась. — Ну же, скорее. — Дрожащие пальцы обхватили эфес. — И спрячься. Тебе нужно спрятаться. Нельзя, чтобы тебя обнаружили. — Он огляделся. — Укройся под сиденьем возчика. Прижмись к стенке ящика — там тебя не найдут.

Ксения повернулась к дорожной кожаной сумке и вытянула из нее длинный византийский кинжал.

— Я не пуглива, супруг мой, и прятаться не хочу и не стану.

— Мы англичане, — заявил Флемминг, глядя в глаза русскому офицеру. — Мы везем товары на мой корабль. Он называется «Феникс». Мы ничего не имеем против царя. У нас есть охранная грамота, им подписанная и заверенная Годуновым. Скажите ему это, Лавелл. И добавьте еще что-нибудь в том же духе. Надо дать нашим время зарядить арбалеты.

Лавелл вспотел от волнения. Но надеялся, что русские этого не заметят, а если заметят, то отнесут испарину на счет выпивки и еды. Он медленно, с расстановкой перевел слова Флемминга, затем со вздохом промямлил:

— К сожалению, господа стражники, мы ничем не можем помочь вам. Поверьте, мы были бы счастливы, но — увы…

— Вы останавливались и в Вологде, и в Нижкове, — перебил его офицер. — Мы знаем, что венгр у вас. Отдайте беглеца нам — и все кончится хорошо. В царской грамоте велено задержать лишь его, но любой ценой, и, если вы вздумаете противиться, мы сокрушим вас. — Командир конников поднялся в стременах. — Служба есть служба.

— Если вы так поступите, наша королева заявит протест, — выслушав Лавелла, возразил Флемминг. — У вас будут неприятности.

— Ваша королева никогда ни о чем не узнает. Вы просто исчезнете. Как и многие в этой глуши. — Офицер повернулся к всадникам и отдал им несколько резких команд.

— Что он сказал? — спросил Флемминг, осторожно пятясь к большому столу, уставленному всяческой снедью.

— Он велел обыскать повозки и застрелить или проколоть пикой любого, кто попытается помешать, — ответил Лавелл. — Они всерьез вознамерились забрать у нас графа.

— А я всерьез вознамерился остановить их, — заявил Флемминг. — Англичане, к бою! — повысив голос, выкрикнул он. — Лавелл, скажите ему, что нас больше и что самоуправствовать мы им не дадим.

— Как пожелаете, — вздохнув, отозвался Лавелл.

— Значит, быть посему, — сказал командир отряда и дал своим людям знак.

Пришпоренные донские лошадки понеслись неуклюжим галопом к повозкам. Один англичанин тут же был ранен: копье пронзило ему плечо.

Вопль его донесся до выгона и пасшиеся там лошади взволновались. Роджер, Геза и еще двое возчиков рассыпались по полю, чтобы их успокоить. Дело было куда как серьезным, ведь табун в сотню голов мог броситься в лес.