чувствовали ответственность за то, что произошло, или просто считали, что в подобной ситуации им действовать безопаснее.

А может быть, всё объясняется намного проще, те, с кем она училась в школе, были самыми близкими для неё людьми в этом мире. И в этом кругу, национальность не играла особой роли.

Так или иначе, ей и матери купили билеты, отвезли в аэропорт, посадили в самолёт, и даже дали немного денег на первое время.

Так она оказалась в Москве.

…в Москве

В Москве первое время ей было трудно, особенно после того, как умерла мать. Но потом повезло, не все беженцы из Баку могли похвастать таким везением. Её устроили в управление культуры. Рядовым плановиком, но это было совсем не мало. Ведь она смогла получать билеты в театр, на выставки и концерты.

Только московский холод её совершенно доканывал. Она была мерзлячка, от холода становилась совсем крошечной, как Дюймовочка, и всё куталась, куталась.

Над ней подсмеивались русские женщины, готовые пойти босиком по снегу, но от их слов она ещё больше закутывалась.

Она купила себе красивую шаль светло-серого цвета и под этой шалью чувствовала себя защищённой. Защищённой настолько, что могла подумать о том, чтобы красивее выглядеть.

Вот так, Он и Она, Мужчина и Женщина, встретились в чужом для них городе, ставшем новой родиной.

…кто знает, что случайно, а что нет

Их встреча в Москве была абсолютно случайной, хотя подобно древнекитайской мудрости, полезно иногда менять видимую причинно-следственную связь, чтобы увидеть знакомый мир в ином свете[465].

Кто может сказать, что здесь случайность, а что закономерность. Может всё случайно, города, страны, амбиции, национальное чувство и национальное чванство, всё, кроме экзистенциальной встречи мужчины и женщины.

Может быть, правы гендеристы, главное в жизни, в истории, в человеческом бытии, мужчина и женщина – остальное антураж.

Если они правы, и правы древние китайцы, то всё прочее, просто пьедестал для встречи мужчины и женщины.

Просто пьедестал…

…на выставке и после неё

Выставка «Старый Баку» была где-то на окраине Москвы. Она сразу решила, что надо пойти, хотя почему-то испугалась.

Но всё-таки пошла.

Она переходила от одной картины к другой и всё не могла разобраться, что при этом чувствует.

Настороженность сменялась теплотой, раздражение печалью, в конце концов, подумала она, это был её город, в нём она родилась и выросла, но потом вновь проступали настороженность и раздражение, там, в этом городе, её напугали так сильно, что страх не прошёл до сих пор.

Сослуживица познакомила её с художником, автором работ о Баку, и представила как соотечественника. А её, следовательно, как соотечественницу.

Когда сослуживица отошла, они даже пошутили, «соотечественники с московской пропиской и российским гражданством».

Он ей сразу понравился, как улыбался, как смущался, и даже как говорил на русском, чуть растягивая слова, почти как она, почти как все в Баку.

Потом среди тех, кого художник пригласил отметить выставку в его мастерской, оказалась и она, вместе со своей сослуживицей.

Мастерская была крошечная, в каком-то подвале. Оказалось, почти все здесь знают друг друга, и разговоры могут длиться целую вечность.

На столе был целый арсенал бутылок, водка коньяк, вино.

Было очень холодно, даже тёплая шаль не спасала её от холода.

Он нашёл какой-то грубый свитер, накинул ей на плечи, она пыталась согреться водкой, всё равно было холодно, но она вдруг подумала, что не хочет уходить, что хочет, чтобы время остановилось, чтобы этот вечер не кончался, никогда в жизни ей не было так приятно и легко.

Она с ужасом думала о том, как будет добираться до дома заснеженной ночью, но не было сил встать и уйти.

Было глубоко за полночь, сослуживица давно ушла, ближе к утру все стали расходиться, некоторые просто уходили в свои мастерские, расположенные здесь же, рядом.

Он предложил ей остаться, а утром от него пойти на работу. Она почти сразу согласилась.

Когда они остались вдвоем, он сказал, что очень голоден, что сейчас приготовит традиционную яичницу, она вызвалась ему помочь, но, увидев как глубоко она запряталась в кресле, среди свитера и шали, он только рассмеялся. Оказалось, что и она голодна, и никогда в жизни ничего вкуснее она не ела.

Рассказывать о том, что произошло дальше бессмысленно. Произошло то, что и должно происходить между мужчиной и женщиной, если события жизни или события дня, логика событий или иррациональный порыв заставляют их потянуться друг к другу и потом не пожалеть об этом…

…болезнь

Прошла то ли неделя, то ли месяц, то ли больше, когда ему позвонила сослуживица и сказала, что его «соотечественницу», так она её назвала, ту, которая была на его выставке, а потом осталась ночевать в его мастерской, так вот её оперировали, у неё оказался рак, очень запущенный, так что надежды на спасение никакой, врачи говорят, осталось совсем мало, так вот она, «его соотечественница», попросила сообщить ему об этом, и если у него есть время, пусть зайдёт в больницу.

Во дворе больницы было грязно, снег начал таять, и он всё думал, как почистить ботинки и не занести в больницу грязь.

Она лежала в углу комнаты, увидев его, захотела привстать, но не смогла, и только улыбнулась своей слабости.

Она призналась, что никогда не забудет тот вечер, самый счастливый в её жизни, что она знает про свою болезнь, что она всегда знала, что-то у неё не в порядке, что-то не так как у всех, но теперь поздно об этом говорить.

Потом она взяла вдруг его за руку, как-то странно посмотрела и сказала «ты не азербайджанец».

Он промолчал, тогда она попросила, чтобы он признался, что не азербайджанец, он признался, и она вдруг успокоилась, затихла, и даже как будто уснула.

…краткое послесловие

На этом можно было закончить, если бы речь шла о художественном произведении, но это не рассказ, не роман, просто сюжет, что-то надо говорить, а что говорить не соображу.

Боже, прости нас грешных, сказал бы я, будь христианином.

Или вслед за Фолкнером, повторил бы, что хочется повторять вновь и вновь, на протяжении всей книги: все мы разнесчастные сукины дети.[466]

И уже от себя, последнее, главное не давать живому подавляться, сгибаться, корёжиться под давлением мёртворожденных принципов и бесчеловечных истин.

Не давать мёртвой зоне разрастаться, захватывая всё новые и новые участки живого.

Если удастся…

Сюжет шестой

Фильм о гибели «Титаника»: попытка новой интерпретации

…изменение ракурса

Общая