class="p">Пойдём дальше, я задам вопрос, который, знаю, у вас задавать не принято. Когда вы потеряли невинность, было ли это до замужества?

– Да, было это до замужества, и было мне тогда 19 лет.

– Нормально, хотя, на мой взгляд, можно было бы и пораньше.

Ещё один вопрос, на который тоже, насколько могу судить, отвечать у вас не принято: любили ли вы своих родителей, были ли с ними близки? Только честно?

– Если честно, любила больше отца, хотя простить ему тот день так и не смогла. Мне кажется, перед смертью он хотел попросить у меня прощения, но не смог. Особой материнской ласки я не знала, особой близости между нами не было. Формально выполняла свой долг, вот и всё.

– Понятно, ещё один вопрос, возможно, он окажется жестоким, но мы с вами врачи и не должны избегать правды. Теряли ли вы детей?

Она ответила не сразу, а он не торопил.

– Я потеряла сына, которому было пять лет, больше сыновей у меня не было.

– Понятно, я потерял сына, когда ему исполнилось пятьдесят, и, возможно я не прав, но тогда подумал, лучше бы потерял в пять лет. Были бы иллюзии, о его возможной будущей жизни. Извините, это не попытка сравнивать наши боли, такие вещи сравнивать невозможно, просто тогда, на самом деле так подумал.

Вот мы и обнаружили, чем мы похожи, почему мне приятно у вас пить чай.

Хорошо, если позволите последний вопрос, а потом ещё чуть-чуть подробностей, так вот, сколько у вас детей, какие у вас с ними отношения?

Она ответила, что кроме мальчика, было трое девочек, осталось в живых двое. О дочке мужа ей ничего не известно, живёт она не в Азербайджане, её собственная дочь живёт в Азербайджане, она знает, что у неё всё благополучно, но не виделись они 10 лет.

– Утешать не буду, сказал он, просто к слову, успел заметить, что у вас в стране не совсем здоровые отношения с взрослыми детьми. Родители не должны особо соприкасаться с ними, конечно, боль даже взрослых детей не может не отзываться в наших душах, но к их радостям мы особого отношения не имеем.

Они говорили ещё очень долго, и Она узнала, что старый англичанин болен раком, что его оперировали год назад, но он подозревает, а его врачебная интуиция вряд ли обманывает, он подозревает, что рак в его организме на время притаился, а сейчас стал подбираться к другим органам. Так что времени у него осталось в обрез, Жаль, ему хотелось бы вернуться в Кению, чтобы помочь работающим там местным врачам. Есть кое-какие другие дела. Он очень хотел бы, чтобы она приехала в Англию на какие-нибудь курсы повышения квалификации или просто в гости.

Надеюсь, ещё успею это сделать.

…родная дочь

Под впечатлением разговора с англичанином Она решила пойти к дочери.

Она знала, что дочь приходит на перерыв домой, и ждала её на улице у подъезда. Ждать пришлось не долго, по-видимому, дочь уходила с работы строго по расписанию.

Они, почти молча, вошли в подъезд потом, так же молча, в квартиру. Она сидела одна в комнате, так и не раздевшись в прихожей, а дочь суетилась на кухне, иногда за чем-то заходила в комнату, где Она сидела, но так же быстро уходила.

В очередной раз, когда дочь вошла в комнату, Она попросила её, посидеть с ней, хоть пару минут, но дочь отказалась, у неё нет свободного времени, ей надо готовить обед, а вечером кормить семью. Тогда Она грустно спросила, наверно напрасно пришла, дочь согласилась, что напрасно. Хоть с внуком она могла бы повидаться? Нет, это ни к чему, он привык к мысли, что у него нет бабушки.

Она ушла.

…на улице

Потом Она медленно шла по улице и почему-то не испытывала отчаяния. Напротив, подумала, что следует прийти ещё раз, а может быть, не один, возможно в следующий раз будет легче.

И ещё Она подумала о том, что был бы у неё адрес, пошла бы к херувимчику, и к тому рыжему. Если они живы, то наверно совсем постарели, возможно, херувимчик сейчас лысый старик, а рыжий совсем не рыжий.

Они бы точно её не выгнали, точно…

Два сюжета о запретной любви

…несколько предварительных строк

У двух этих сюжетов есть нечто общее.

Во-первых, документальный след.

Сейчас и не вспомню, где слышал эти истории, от кого, насколько то, что слышал, соответствует тому, что написал. Знаю только, что не придумал с нуля, хотя, несомненно, многое придумал.

Во-вторых, Карабах.

Скоро тридцать лет взаимного безумия, сколько людей погибло, а отрезвления всё не видно.

Азарт взаимообвинений превосходит все другие эмоции. Кто-то невидимой рукой отключил всё человеческое, и из глубин веков всплыл дремучий атавизм.

Мы и они, вечные враги, вот и вся логика.

Отдельные голоса от культуры, от истории, от всего того, что и стало синонимом человека, тонут в этом атавизме.

Физики давно прозрели. Жизнь это взаимодействие, это взаимопереходы. Есть может быть только между. Если нет между, то можно считать, что нет и есть.

Иное восприятие мира грубое упрощение, инерция, иллюзия.

Но как сделать, чтобы люди, народы, поняли, там, где нет между, там мертвечина, там выхолащивается всё живое?

Два народа веками жили между.

Дружили, враждовали, делились радостями и печалями, но всегда оставалось между. Вместе создавали песню или кулинарный рецепт, пусть потом спорили, кому они принадлежат, но и песню, и кулинарный рецепт, уже никто не отменит.

За последние тридцать лет отодвинулись друг от друга настолько, чтобы не общаться. Сначала зачистили свои территории, чтобы только «свои», хотя умные люди давно догадались, что «свои» это миф, а не реальность.

Проложили мёртвую зону, чтобы отстреливать друг друга. Чтобы не было между, чтобы не было взаимодействия.

Выросло целое поколение, которое не могло создать не новую песню, не кулинарный рецепт. Только новые атавистические мифы.

Последствия очевидны.

Пустые, безжизненные – мёртвые – территории между двумя странами и двумя народами, продолжают отравлять своей мертвечиной всё вокруг, по ту и эту сторону.

Кто может сказать, насколько мы отравлены.

Насколько ещё отравимся за ближайшие десять, двадцать, сто лет.

Вирус мёртвой зоны, прежде всего, захватывает взаимоотношения мужчины и женщины. Там где наиболее полно, наиболее трепетно, наиболее ранимо, проявляется всё человеческое.

Об этом эти два сюжета, услышанные и додуманные.

И последнее: первый «сюжет» написан в 2000 году, шестнадцать лет тому назад.

С тех пор мало что изменилось.