– Да я и не претендую, Зальцбург и я, смешно. Я никогда не была за рубежом, так что не только Зальцбург, любой европейский город для меня, как из другой Галактики. Да и вы сами признались, мой возраст не подходит, так что я не в обиде, случай нас свёл, просто случай. А дальше каждый из нас пойдёт своей дорогой.

– Я из породы невезучих, – пожилой англичанин располагал к себе, вот Она неожиданно и разоткровенничалась – со мной ничего хорошего случиться не может. А если и случится, придётся потом сильно раскаиваться.

– Извините, – продолжила Она, – не люблю жаловаться, просто к слову пришлось.

– Нет, нет, всё нормально, продолжайте. Я люблю выслушивать женские истории, в них самый остов жизни, её смысл. Считайте, что это моё хобби, так что мне крайне интересно, если вы позволите, я даже вас немножко расспрошу.

Он опять рассмеялся, вновь вытащил платок и громко высморкался.

– Давайте с самого начала, так почему же вы считаете себя невезучей, я буду допивать свой чай, а вы рассказывайте.

– Собственно рассказывать нечего, да и не умею я рассказывать о себе.

– Хорошо, ответьте, что вас больше всего смущает, вы красивая женщина.

– Нет, нет, не надо, – вдруг перебила она его, – если мы будем лицемерить, ничего хорошего не выйдет.

– Вот в чём дело, я, кажется, сообразил, вас смущает ваша внешность, и вы считаете, что я лицемерю. Ничуть. Послушайте. Знаете, женская красота такая тонкая штука, все думают, что в ней разбираются, но это иллюзия. По крайней мере, эгоистичные мужчины, а их большинство, точно не разбираются. Медиа, или кто другой, засорили им мозги, а они даже не подозревают, что просто зомби.

Поверьте. Знаете, я как-то внимательно всматривался в лица женщин, в которых был влюблён великий Гёте[462], и ничего не мог понять. Более бездарных и безликих лиц трудно себе представить. Было бы смешно обвинять великого художника в отсутствии элементарного вкуса, но факт остаётся фактом. Гёте видел в этих женщинах нечто такое, что мы не в состоянии увидеть. Я это к тому, что женская красота нечто неуловимое. Кто знает, может быть, великий Гёте, в вас как раз бы и влюбился.

Конечно, существуют модели с метровыми ногами, с ними, если ты молод и богат, хорошо пойти в ресторан или отправиться на Канарские острова, а вот так пить чай, извольте, совершенно унылое и бессмысленное занятие.

И ещё я заметил, возможно, что не прав, в неразвитых культурах, извините, опять не лестно о ваших соотечественниках, красота женщины понимается очень узко, стоит посмотреть на ваших известных актрис, как всё становится ясно. Одни стереотипы. А развитые культуры, пытаются реабилитировать разные женские лица, только в них вся изюминка женской красоты. В западном кино это особенно заметно.

Скажите, а вы никуда не торопитесь, может быть, у вас дела или вас ждут, может быть, в конце концов, я вам просто наскучил.

– Нет, нет, что вы, я живу одна, никто меня не ждёт, а слушать вас мне очень интересно.

– Прекрасно, наверно придётся заварить новый чай, а у меня азарт коллекционера и думаю, меня ждёт очень интересный клинический случай. Не обижайтесь, это я так, в шутку, ведь мы же врачи.

Теперь о вашей внешности, для меня вы красивы, это не лесть, не лицемерие, и даже не комплимент. У вас какой-то особо выразительный нос, очень изысканные ноздри, отличный здоровый цвет кожи. Вам очень идут ваши серёжки, понятно, они недорогие и очень простые, но они хорошо сидят на мочках вашего уха и одно из двух, или вы их выбрали по наитию, или долго их выбирали по форме мочек вашего уха.

Ну и главное, почему вы мне сразу понравились, а интуиция, как правило, меня не обманывает. Улыбка. Знаете для меня главное в женщине её улыбка. Бывает броская улыбка, как у популярных американских киноактрис, эта улыбка не по мне. А бывает тихая улыбка, запрятанная в уголках губ. Это улыбка женщин, у которых есть крепость души, которые не торопятся рассказать о себе любому встречному.

Но и здесь свои различия, в этой тихой улыбке, которая мне по душе.

Есть улыбка женщин, которые очень спокойны, не суетливы, которым, скорее всего, в жизни повезло. Чтобы вам было понятно, это улыбка Мерил Стрип[463]. Знаете такую прекрасную американскую актрису? Тоже американка, но другая. В зависимости от роли, она может показаться жалкой, робкой, неуверенной в себе, но в ней покой души, это не спрячешь. Мерил Стрип великая актриса, потому что великая женщина. И не надо ничего знать о её жизни, о её биографии, это можно увидеть в её улыбке.

Вот, вот вы сейчас непроизвольно улыбнулись и стали очень красивы, так что не обвиняйте меня в лицемерии, у меня не так много осталось времени, чтобы я мог позволить себе притворяться.

Ваша улыбка совсем не такая, как у Мерил Стрип. В вашей улыбке есть робость, есть неуверенность в себе, но в ней совершенно нет притворства, потому что крепости души в вас не меньше, чем в Мерил Стрип.

Надеюсь, я вам многое разъяснил, будем считать, что это близорукость ваших мужчин, которые не пытаются соблазнять таких как вы. Вижу, что вы мне, наконец, поверили, улыбка вас выдаёт, так что оставим внешность и расскажите обо всём остальном.

– Право, доктор, нечего рассказывать, родилась, училась, работала, только и всего, ну а о везении говорить просто кощунственно, а улыбка моя скорее от отчаяния.

– Хорошо, я буду задавать вопросы, а вы отвечайте. Она согласилась, и он стал задавать вопросы.

– Били ли вас в детстве и как часто?

– Один раз отец очень сильно меня избил.

– Один раз и ни разу ни до, ни после этого?

– Ни разу, да и прожил он после этого случая, не очень долго.

– Скорее всего, что-то мучило его, о чём, возможно, он сам не догадывался. Просто выплеснулось это на вас. Хорошо, перейдём к следующему вопросу.

Бросали ли вас мужчины и сколько раз?

– Бросали, вернее только один раз.

– И сколько тогда, когда вас бросил мужчина, вам было лет?

– Пятнадцать.

Англичанин снова засмеялся и снова громко высморкался.

– Знаете, какое это отрезвление, когда бросают в пятнадцать, так что хотя бы сегодня поблагодарите того мужчину, а скорее всего того подростка. Если бы это затянулось, ничего хорошего ни для вас, ни для него, не было бы. Конечно, исключения бывают, а во всём остальном, драмы в пятнадцать только благо.