— Ламия успокойся, — попросил он её, когда она начала вырываться из его объятий. — Успокойся. Ты сама сказала: это в прошлом.

— Это не прошлое. Это моё настоящее. Склеп с гробами сыновей! И проклятье!.. Моя мать знала, как убивать так же, как и я. Она могла много раз убить отца за насилие и побои, но не сделала этого. Она принесла в жертву свой разум, свою жизнь, но на чужую не покусилась. Сколько бы раз она ни пробовала убить меня, она не довела дело до конца — остатками разума понимала, что это плохо. Знала какая цена за убийство. А я пошла на это. Побоялась стать ею и убивала. Вот проклятье и проснулось. Сыновья, мои учителя, наставники. Вокруг меня начали умирать дорогие мне мужчины. Даже те, кто просто проходил мимо… А теперь и вы с Ратором умрёте! — закричала она, отталкивая его всё-таки и смотря на колыбель взглядом полным ужаса.

За собственными криками она даже не сразу заметила, что сын закричал, проснувшись и испугавшись.

— Ламия, — позвал её Никандр, пока она, неловко опираясь на кресло, поднималась с пола и, утирая слезы, направлялась к колыбели.

— Тш-ш, — прошипела она, поднимая сына на руки и прижимая его к себе подрагивающими руками. Ратор жалобно заскулил, но тут же начал успокаиваться. А вместе с ним, казалось, и Ламия вновь брала эмоции под контроль. — Не сиди на полу, поднимайся и береги ногу, — проворчала, проходя мимо мужа и снова садясь в кресло. — Зря я её что ли по кускам собирала.

— Все с ней нормально, — заверил Никандр и поцеловал её колено, привлекая внимание. — Твоей вины в его смерти нет. Ты отправила лекарей. Может, его было не спасти? Дети умирают. С этим ничего не поделать.

— Я бы спасла, — уверенно ответила она, спуская лямку платья с плеча и прижимая сына к груди. — Знаю, что спасла бы… Но не сделала этого, — покачала она головой и стерла со щеки последнюю слезу. — Я приказала построить склеп прямо на территории замка и похоронить его там — не нашла в себе сил снова отослать его, да и до сих пор не могу отпустить. Если долго не навещаю его, то начинаю сильно переживать: как он там… как будто с ним может ещё что-то случиться, — невесело усмехнулась она, пристально следя за Ратором, сосущим грудь. — Потом перенесла гроб матери. Начала замечать, что вокруг меня вымирают мужчины слишком быстро и массово. Поняла, что при всей ловкости убийце одному такое не провернуть. Прислушалась к слухам о проклятье, а потом и поверила им. Приказала начать хоронить мужчин на территории замка, пыталась понять какая последовательность смертей, от чего они зависят, как разорвать этот круг. Но все напрасно.

Убивать я перестала. После смерти Дамия, наконец, поняла, что значит смерть. Больше ни на кого руку поднять не смогла.

— Кроме меня, — заметил Никандр.

— И на тебя тоже, — возмущенно заметила она. — Ты же живой и здоровый сидишь! А вот если бы встретился со мной пятнадцать лет назад и сотворил подобное, уже бы не только остыл, но и под землей оказался.

— То есть предлагаешь мне не жаловаться? — попытался пошутить Никандр и добился слабой улыбки жены.

— Именно.

Он нерешительно ответил ей улыбкой, а затем снова свел брови, решив, что лучше узнает все сейчас, чем снова будет поднимать этот разговор.

— Что стало с остальными детьми?

— Где-то через пять лет после смерти Дамия я решила попробовать выйти замуж и родить сына снова — мне нужен был наследник. К тому времени в кругах знати уже оценили, что я сделала для Салии, я добилась уважения. Пусть простой люд меня и не любил, но любви знати я добилась в конце концов. А с учетом того, что меня до сих пор не сожгли, и в деревнях и мелких городишках заметили перемены после правления отца. Я делала все возможное, чтобы прекратить голод, навести порядки на улицах, обеспечить людей домами и одеждой. В общем, я старалась искупить грехи…

И когда выдалось неурожайное лето, я собралась выйти замуж, чтобы принести в Салию золото. От женихов отбоя не было, — презрительно фыркнула Ламия. — Даже с учетом моей репутации Черной Вдовы. Все было замечательно. Я выбрала себе мужа побогаче, состоялась помолвка, а потом смерть. Снова помолвка, снова смерть. Ещё несколько сватов прибыли — смерть. В итоге я всё-таки вышла замуж, но мы даже до покоев не дошли, как он упал с лестницы.

Тот год был тяжелым и для меня, и для Салии. Как мне только не приходилось вертеться, чтобы раздобыть зерно. Улыбалась всем принцам и послам, продавала подарки и закупала зерно для народа. Все свои драгоценности спустила… Но ничего — год прожили. А на следующий я начала варить зелья для плодородия почвы и рассылать их по всему королевству. И сразу дела у Салии пошли на лад: мы не только себя научились прокармливать, но и торговать продовольствием, теми же зельями. Я начала привлекать в королевство лекарей, распространять свои рецепты, вскоре открыли торговлю лекарствами… В общем, из продовольственного кризиса мы вышли.

Но вот мой брачный кризис так и продолжился. Женихи гибли один за другим. Я подозревала и убийц, и проклятье, но сделать ничего не могла. На моего четвертого мужа упала люстра.

А пятым оказался Эрем. Он был осторожен с самого начала. Ходил аккуратно, осматривался, был неглупым, подмечал мелочи, реагировал быстро. Словом, не только выжил, но ещё и до спальни дошёл. Не морщись, — улыбнулась Ламия. — Я его не любила. Мне даже с ним хорошо не было.

— Меня это не утешает, — проворчал Никандр.

— Я забеременела… вот только как была дурой — так и осталась, — покачала она головой. — Любила наряды, украшения, — она провела рукой по камням на шее, — и туфли на высоких каблуках.

Никандр удивлённо поднял к ней глаза. Он никогда не видел её в туфлях, даже сапоги на прогулки верхом она надевала практически на плоской подошве. По замку же рассекала в основном босиком.

— На седьмом месяце беременности оступилась и упала, — поморщилась она, снова отводя взгляд. — Начались роды, ребёнок родился очень маленьким, совсем крохотным. Еле-еле дышал. Чего я только с ним не делала. И растирала и укрепляющими отварами поила, и с рук не спускала, чтобы ему тепло было. Но все без толку, через два дня он умер. Единственное, чего я не пробовала, это читать над ним заговоры, — нахмурилась Ламия. — В голову не пришло… Хотя и не любила я его так сильно, как тебя, — неожиданно призналась. — Он мне был однозначно дороже новорожденного Дамия, но я к нему тоже относилась холодно. Он был для меня в большей степени наследником, а не сыном. Эрема я не любила, и к ребёнку его относилась хоть и лучше, но не сильно.

Правда смерть его я переживала также ужасно, как и смерть Дамия. Мы ему даже имя дать не успели, он так и остался моим «вторым сыном». Похоронили в том же склепе.

Эрема, как и меня, это несчастье сильно подкосило. Я перестала носить в замке обувь, ходить стала медленно, хотя раньше носилась по коридорам. Рамилия всё время шутила, что я убегаю от погони… Но после случившегося начала осторожничать. Для служанок чистые полы стали основной обязанностью. Я разрешаю не протирать пыль на полках, не убирать засохшие букеты, не чистить подсвечники, не менять факелы, но полы должны быть идеально чистыми. Если под вечер у меня грязные ноги, значит на следующий день я зла. А когда я злая, ничего хорошего это не сулит.