«Глориан, королева Иниса»

– Эйнлек Отлинг не коронуется до получения вашего согласия, принцесса, – сказала герцогиня Брангайн. – Он ждет вашего благословения.

– Как только известят Инис, в стране начнется траур, – прервале молчание герцо Эдит. – Обычно он продолжается шесть месяцев, однако мы лишились не только королевы, но и ее супруга, поэтому прилично будет удвоить срок.

– Кроме того, мы сочли за должное провести символическое погребение через шесть дней после извещения, – добавил Дамад. – Могила для вашей матери в королевском святилище уже готова. В нее положим кое-какое ее имущество и зуб, хранящийся в Ратдунском святилище.

Каждая королева оставляла свой зуб древнему северному святилищу – на случай, если будет утрачено тело. Их хранили как реликвии, потому что даже в смерти тело королевы – ее государство. Его следовало хранить, оберегать и упокоить с должными почестями.

Глориан закрыла глаза. Ей против воли привиделась мать в огне – обгорают волосы, кожа плавится свечным воском.

– Да. Мы должны проводить моих родителей во врата небесного чертога, – звенящим голосом проговорила она. – Я хотела бы также почтить моего благородного отца. Он оставил свои меха, и его зуб тоже следует положить в гробницу. Думаю, и он оставлял свой в Ратдунском святилище.

– Его милость сам вырвал себе зуб, – подтвердил герцог Рандрот. – Его доставят в Аскалон.

– Хорошо. – Глориан сцепила пальцы на колене. – День моей коронации назначен?

– Она пройдет в свое время, принцесса, – ответил регент.

– Это вопрос благопристойности, – поясниле герцо Эдит, не дожидаясь ее вопроса. – В истории Иниса еще не бывало исчезновения верховного правителя без доказательств гибели. Пока не будет доказательств, невозможно официально признать вашу матушку умершей. А до того коронация оскорбит чувство приличия и вкуса – если не найдется свидетелей. Выживших, которые могли бы подтвердить кончину королевы Сабран.

– Надо смотреть правде в глаза, Эдит. В том море никто выжить не мог, – возразил Робарт. – Свидетелей не будет.

Герцогиня Брангайн отвела глаза. Сидевший напротив нее Дамад двумя руками схватился за голову.

– Если свидетели не объявятся, следовало бы переждать хотя бы год траура, – заключиле герцо Эдит. – К тому времени люди привыкнут видеть в вас королеву, ваше высочество.

Глориан не нашла что сказать. Торопя с коронацией, она показала бы себя бессердечной.

«Нельзя, чтобы в тебе видели королеву-кошку».

– Пусть так, – сказала она. – Ждем свидетеля. Или ждем год. Есть ли известия о появившейся в Хроте болезни?

Герцог Робарт поднял брови:

– Кто вам сказал, принцесса?

Глориан молча выдержала его взгляд.

– К несчастью, болезнь распространяется, – ответил ей герцог Дамад. – Эйнлек Отлинг закрыл порты. У нас, благодарение Святому, вспышек не было.

Рандрот начертил в воздухе знак меча.

– Быть может, и нам следовало бы закрыть порты? – предложила Глориан. – Из осторожности.

– Мы будем пристально следить за положением дел. – Герцог Робарт взглянул ей в глаза. – Теперь, если вы позволите перейти к более насущным делам государства, принцесса…

– Каким же, сударь?

– Благоразумно было бы вам как можно скорее понести наследницу.

В самой глубине у нее наконец лопнула давно натянувшаяся струна.

– Как же это, благородный Робарт? – услышала она свой голос. – Мне только шестнадцать. Или меня ждет скорая смерть?

Все за столом затаили дыхание.

– Принцесса, – приглушенным голосом проговориле герцо Эдит. – Умоляю, никогда не поминайте свою смерть.

Глориан вздернула подбородок.

– Дама Глориан, – заговорил Робарт, – это – ваш высший долг. Это лучшее средство обезопасить Инис.

– В другое время мы бы еще выждали, – с грустью взглянула на нее дама Брангайн. – Но сейчас перед нами столько угроз… Гора Ужаса, исчезновение ваших родителей, Карментум, болезнь, покушение на вашу жизнь – возможно, подготовленное ментцами. Пока нет наследницы, мы уязвимы.

Глориан крепче стиснула руки. Она и ее бабушка – последние оставшиеся в живых Беретнет, а бабушка слаба и нелюбима в народе. Регент прав.

Ей нужна наследница, чтобы упрочить династию.

– Ваша матушка до исчезновения устроила ваш брак, – изрек благородный Рандрот. – Вашим супругом станет принц Терико из дома Веталда. Он третий сын донмато.

– Принц Терико ваш ровесник, – обратилась к ней герцогиня Брангайн, – и, по словам королевы Розарии, отличается добротой. Вы однажды встречались с ним в Каркаро, хотя его высочество, насколько я знаю, был перед вами весьма застенчив.

– Тео, – припомнила Глориан (могло быть хуже). – Да, я его помню. За ним всюду бегал дымчатый котенок.

– Да, ваше высочество.

– Главное, ему никогда не быть искалинским королем. Этот долг возложен на его старшего брата, – добавил Робарт. – Принц Терико волен жить рядом с вами. Его уже вызвали в Аскалон.

Глориан пыталась сдержать внутреннюю дрожь при этих словах, но та прорвала хрупкую преграду и вырвалась, пробежав по рукам и вздыбив тонкие волоски под рукавами.

Они рассматривали ее тело наравне с подлежащими подписанию документами.

– Вы проявите мудрость, если уже сейчас подумаете о материнстве и не станете утомлять себя до брака, – сказал, раскладывая по порядку бумаги, герцог Робарт. – Для забот о королевстве у вас есть целый Совет Добродетелей. Предоставьте все нам, дама Глориан.

47

Жестокими хротскими зимами свет умирал к полудню. Высокий утес Холрхорн в тяжелом плаще из морского тумана был виден за лиги от западного побережья, и все же редкий корабль подходил к нему так близко. Здесь двигались лишь чайки и скальные крабы, да и те молчали.

Под утесом на мили протянулась полоса черного песка. Волны смывали с него толстый слой снега и с ревом откатывались, оставляя за собой кружево пены. Омытый ими берег превращался в зеркало, где в медном отблеске отражались утесы, птицы и гряда серых облаков.

Из бурунов поднимались скальные столбы. Многие теперь называли их Шестью Добродетелями моря, но те, кто еще держался прошлого и баюкал лед на озерах, знали их древнее имя.

Они стояли на страже тысячи лет.

И сейчас видели приход мертвецов.

День за днем одни только скалы смотрели, как море отпускает обугленные, разбитые тела. И только они видели двоих, одного в неразрывных объятиях другого, – успокоившихся наконец на берегу.

Красное солнце ушло своим путем. Когда легла темнота, она поглотила все.

Так было, пока не просияло небо. Цветные полосы протянулись по нему, потекли высоко и ярко, разворачиваясь парусами над чистой водой, разгоняя голубые и зеленые тени-призраки. Они высветили останки на длинном пляже и отразились в глазах молодой темноволосой женщины. Она, как и другие, обгорела, на руках обуглилась плоть, но лицо осталось целым и белым как снег. Никто не смог бы сказать, огонь ее убил или вода.

Рядом с ней лежал единственный выживший.

Мощный вал накатил на берег, ударив его в спину. Он закашлялся, подавившись морской водой, нос обожгло солью. Разлепив глаза и увидев сияние, он понял, что это не Халгаллант.

Пальцы вздулись и покрылись волдырями. Море выжимало из него последние силы, но он нашел в себе волю проползти еще немного и оттащить мертвую женщину дальше от воды.

Каждая пядь песка вскрывала проеденные солью раны. Каждая давала волю страданию, скованному