До 1985 года Яковлев был отчасти аппаратчиком, отчасти исследователем. Когда он учился в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС, его сочли достаточно благонадежным, чтобы отправить в Нью-Йорк на годичную стажировку в Колумбийский университет. Однокурсники вспоминали его догматизм и настороженность, но в то же время интеллектуальную любознательность. Он объехал северо-восточные штаты и Средний Запад и написал диссертацию о политике “нового курса”: впоследствии эта программа вдохновила его на перестроечные реформы. В Америке Яковлеву понравилось, но он был совершенно потрясен невежеством американцев в отношении СССР. Много лет потом он рассказывал, как какой-то житель Нью-Йорка спросил его, есть ли у русских рога.

Когда к власти пришел Брежнев, карьера Яковлева претерпела интересный поворот. Его ценили в отделе пропаганды ЦК, контролировавшем телевидение и прессу, но все чаще сомневались в его благонадежности. Когда в 1966-м арестовали писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля, “серый кардинал” Брежнева Михаил Суслов поручил Яковлеву обеспечить “пропагандистское освещение” суда. Дело Синявского и Даниэля было одним из первых крупных диссидентских процессов. Несогласный Яковлев нашел способ отказаться. Он не собирался бунтовать — слишком дорожил карьерой и комфортом. Яковлев ответил Суслову, что судебным процессом должен заниматься другой отдел. “Я сказал, что «не очень в теме» для такого, — вспоминал Яковлев. — Не то чтобы это был особенно смелый поступок”. После этого и других подобных случаев “защиты” диссидентов, таких как Сахаров и Лев Копелев, “брежневское руководство стало относиться к нему с большим недоверием” и оставило его на должности исполняющего обязанности секретаря отдела, не повысив до собственно секретаря.

В 1970 годы Яковлев защитил молодого партийного руководителя с юга России — Михаила Горбачева: тот в порядке эксперимента нанимал для уборки урожая студенческие бригады. “Он организовывал эти бригады и платил им, и это выглядело сомнительно с точки зрения идеологии, — объяснял Яковлев. — Он произвел на меня впечатление, и я помог ему, чем мог”.

Будучи идеологом в ЦК, Яковлев суконным языком написал сколько полагалось пропагандистских монографий и брошюр, в основном обвинявших во всех прегрешениях “американский империализм” и его “имперскую идеологию”. Он даже выступил редактором сборника документов Пентагона. Все эти труды ЦК высоко ценил. Но яковлевская деятельность пропагандиста завершилась, когда он написал длинную и по обычным меркам весьма острую статью, обличавшую русский национализм. В ноябре 1972 года статья “Против антиисторизма” вышла в “Литературной газете” на двух полосах. Яковлев громил крайних националистов, создававших культ “патриархального крестьянина” и романтизировавших дореволюционное прошлое. Мишенью Яковлева были авторы журнала “Молодая гвардия”, которым активность вестернизированной интеллигенции как внутри, так и вне партии казалась угрозой “национальному духу”. Яковлев вел полемику на ритуальном партийном языке, обвиняя писателей во “внеклассовом, внесоциальном подходе”, но в то же время неявно защищал “интеллектуализм”, то есть мышление, выходящее за границы официальной догмы.

Брежневу и его сторожевым охранителям идеологии статья совсем не понравилась. Яковлев прекрасно понимал, что в аппарате ЦК ему больше не место. Чтобы предупредить кару начальства, он сам избрал себе наказание: попросил перевести его на дипломатическую службу, желательно в англоговорящей стране. Его просьбу удовлетворили в считаные часы. Он был отправлен в Канаду и провел там десять лет — послом и изгнанником.

Работая в Оттаве, Яковлев улучшил свой английский и с головой окунулся в книги, статьи, в окружающую поп-культуру. Он регулярно встречался с канадскими чиновниками, дипломатами, интеллектуалами и продолжал писать собственные статьи. “В Канаде я чувствовал себя прекрасно. Она стала для меня спасением”, — признался он мне. Именно в Канаде Яковлев подружился с Горбачевым. В мае 1983 года Горбачев, одна из главных фигур в политбюро, приехал в Канаду и вместе с Яковлевым отправился в путешествие по стране, облетев ее на старом винтовом самолете Convair от Ниагарского водопада до Калгари. Они побывали в гостях у фермеров и бизнесменов, но самые важные разговоры вели друг с другом. Оба рассказывали, что по многу часов обсуждали катастрофическое будущее Советского Союза, прогнившую до основания экономическую систему, губительное отсутствие свободы в прессе, в культуре и науке. “Главное, что мы совместно поняли, было то, что больше так жить нельзя, — рассказывал мне Яковлев. — Мы абсолютно открыто говорили обо всем, и я понимал, что передо мной лидер нового типа. И с политической, и с интеллектуальной точки зрения это было просто поразительно”.

Яковлев хотел вернуться в Москву, и в силах Горбачева было исполнить его желание. Через месяц Яковлева назначили директором одного из самых престижных и либеральных исследовательских центров — Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО).

Западных советологов, силившихся понять образ мыслей той команды, которая складывалась вокруг Горбачева (до и после его прихода к власти в марте 1985-го), назначение Яковлева обмануло. Апологеты холодной войны, проштудировав книгу Яковлева, написанную в начале правления Рейгана, “От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века” (в английском издании — “На краю бездны”), сочли ее автора консерватором, который не принесет никакой разрядки в советско-американские отношения. Ученые, пытавшиеся разглядеть в людях Горбачева проявления гибкости, ничего подобного в сочинении Яковлева не увидели. Книга “От Трумэна до Рейгана” мало чем отличается от бюллетеней, которые раздавали в колледжах члены Лиги спартаковцев[96] 20 лет назад. Негодующим тоном, унаследованным от “Что делать?”, Яковлев обличает Соединенные Штаты как самодовольную, беспринципную, развращенную страну, исповедующую “идеи мессианства” и жаждущую “мирового господства”. Джон Уэйн[97], телепроповедники, “буржуазная пресса”, Норман Подгорец[98] — все они вызывают у Яковлева тошноту. Америка в глазах Яковлева — “Жалкое зрелище. Жалкая демократия. Достойно большего сожаления то, что еще многие американцы полны иллюзий относительно этой «демократии». Они всерьез думают, что выбирают своего законодателя, «благодетеля» и «защитника», а он, оказывается, давно куплен. Это бесспорный факт. Однако буржуазная пропаганда изо всех сил стремится доказать обратное. Романтизация жестокости, одобрение насилия, смакование сексуальных историй, изображение убийства как обычного и нормального явления — характерные черты деятельности массовых средств информации и культуры. Главный герой, которого американец встречает всюду: в кино, на телеэкране, в книгах, журналах и газетах, — это гангстер, шпик, садист”.