– Он на Тарзана похож, – восхитилась Майка. –Такой Тарзан в стильном костюме!

Они присели к дальнему концу огромного П-образного стола, иБорис сразу налил себе и немедленно выпил «тонкий», то естьдвухсотпятидесятиграммовый, стакан коньяку. Простодушная Майка на это дажеглазом не моргнула: ей и в голову не приходило, чем все это может кончиться.Она была переполнена недавними событиями в ее жизни: явление принца и бегствона Кавказ, первые эротические откровения, вхождение в градовский клан инемедленная, с первого взгляда, влюбленность в бабушку Мэри. Толком она еще непонимала, что за несчастье свалилось на семью, но, конечно же, уже любилазаочно и жалела и тетю Нину, и дядю Сандро, и похищенную кем-то Ёлочку. Самоеже главное состояло в том, что она оказалась в Серебряном Бору в самыйподходящий момент, что она нужна этим людям и как новый член семьи, и даже, нев последнюю очередь, как медработник. Вот, например, когда сегодня пополуднилюбезнейшей Агашеньке на нервной почве стало плохо, она немедленно ей сделалаукол камфоры монобромата.

И вот теперь она на этом странном балу, где открытобуржуазными инструментами, саксофонами, исполняется эллингтоновский «Караван»,где тоненькие девчонки с кукольными личиками без стеснения прижимаются кмогучим парням, где все на нее посматривают со странным любопытством. И как жеэто здорово – сидеть рядом с любимым и быть центром всеобщего внимания!

Борис вдруг потащил ее танцевать, сильно обнял, чтобы несказать облапил, тоненькую спинку и целеустремленно начал разрезать толпу понаправлению к отдельно стоящему в нише столу, где расположились явно нелюбители потанцевать, а любители поговорить.

– Привет начальству! – довольно нахально крикнул Борис,выкаблучивая возле этого стола со своим «стогом сена».

– А, Борька, хер моржовый! – Кто-то в центре столапомахал рукой. – Ты где пропадал? Давай садись к нам, выпьем!

Миг – и Майка уже сидит среди солидной публики; иные впогонах, другие в галстуках строгого направления. В центре, рядом с розовощекойсильной женщиной, – молодой человек в темном френчике, черты лица неотталкивающего характера; это он как раз и крикнул Борису, употребив не вполнесветское обращение. Сейчас он по-свойски ему подмигивает и кивает на Майку:

– Ты, я вижу, с новым товарищем? – Оглядывает Майку,будто приценивается. – Вполне подходящий товарищ. – Теперь уже ейподмигивает: – Тебя как зовут?

– Майя Стрепетова. А тебя?

За столом оглушительно грохнули. Молодой человек тожерасхохотался.

– Зови меня Васей, – сказал он и налил ей шампанского.

Разговор за столом возобновился. Речь шла, как ни странно,не о спорте, а о легендарном в узких кругах бомбардировщике ТБ-7. ВокругВ.И.Сталина в тот вечер сидели конструкторы и ведущие летчики-испытатели. Одиниз конструкторов, бритоголовый носастый Александр Микулин, в пиджаке с двумялауреатскими медалями, утверждал, что по всем характеристикам этотбомбардировщик бил американскую «летающую крепость» и даже «суперкрепость».Потолок у него был 12 тысяч метров, а скорость выше, чем у немецкихистребителей. Уже это делало его неуязвимым, вот спросите Пуссепа, он столькораз водил эту махину над Германией...

Подполковник Пуссеп, скромно улыбаясь, кивал:

– На самом деле, зенитные снаряды к этой высоте подходили наизлете, а истребитель-перехватчик плавал там, как сонная муха, становился простомишенью для моих пушек. Что касается полетов с Молотовым в Англию, вот ВасилийИосифович не даст соврать, по последним расшифровкам выясняется, что германскаяПВО даже не могла нас засечь, просто не знали, что мы над ними катаемся. Верно,Василий Иосифович?

Молодой Сталин кивал и немедленно поднимал бокал: давайтевыпьем за скромнягу Пуссепа! Кто-то из присутствующих спросил Микулина насчетпятого, скрытого, двигателя. А вы откуда знаете об этом двигателе, прищурилсянад своим «шнобелем» Микулин. А все знают об этом двигателе, был ответ. А вродебы никто не должен знать об этом двигателе. А все равно все знают... Все началихохотать и толкать друг друга локтями. А вот любопытно, вступил тут в беседучемпион СССР по мотокроссу в классе 350 куб. см, теоретически, знаете ли,любопытно: если у нас уже к началу войны был такой бомбардировщик, какого жечерта мы не разбомбили Берлин? Тут вдруг все перестали смеяться, потому чточемпион по наивности, конечно, коснулся действительно запретной темы – о срывесерийного выпуска ТБ-7. Выпуск же этот был отменен, как всем присутствующимбыло отлично известно, на самом высшем уровне, то есть данная тема обсуждениюне подлежала.

– Ты, Борька, лучше в стратегические высоты незабирайся, – с некоторым добродушием, которое нередко, как все знали,переходило у него во взрывы невменяемой брани и маханье кулаками, проговорилВаська. – Нечего хуевничать. Ты великий мотогонщик, и за это тебе честь ихвала! Давайте выпьем за Борьку Градова! Эх, жаль, на Олимпийских играх нетмотосоревнований, ты бы стал чемпионом!

– А стрельба там есть в программе, Василий Иосифович? –Боря Градов, упершись локтем в край стола, склонился плечом в сторонушефа. – Почему бы вам меня туда не взять как стрелка? Вы же знаете, что вэтом деле я не посрамлю ВВС. Вы же знаете, правда, видели ведь, кажется, как яиз полуавтомата сажал, верно? А из маленьких штучек я тоже умею, любой парень в«диверсионке» вам это бы подтвердил... – Он сунул руку во внутреннийкарман пиджака.

Народ за столом как-то забеспокоился. Чемпион нависал надхорошим комплектом закусок, галстук его плавал в бокале с «Боржоми», сквозьволосы, упавшие на лицо, пьяным холодным огнем светили на шефа градовскиеглаза.

– Ты что хуевничаешь?! – визгливо закричал через столВаська. – А ну, вынимай, что у тебя в кармане!

Борис с улыбкой достал и показал всем свой пистолет.

– «Вальтер», девять миллиметров, – шепотом определилПуссеп.

– А ну, клади свою пушку на стол! – Продолжая визжать,сын СССР ударил кулаком по столу: – Разоружайся!

– Разоружусь, если вы мне ответите на один вопрос. Могу явас считать своим другом?

– Разоружайся без всяких условий, мудак пьяный! –Василий Иосифович встал и отшвырнул стул.

Боря Градов тоже встал и даже отступил на шаг от стола. Онодновременно производил три действия: левой рукой – мягкие, тормозящие, ну,стало быть, успокаивающие движения в сторону совершенно обалдевшей Майки, лицом– пьяное странное сияние в адрес шефа и, наконец, правой рукой с пистолетом –предостерегающие, из стороны в сторону покачивания в адрес всей остальнойкомпании: не двигаться! Часть танцующего зала, что видела эту сцену,остолбенела, большинство, однако, продолжало томно кружиться.