– Давай закурим, товарищ, по одной, – пропел тут СашаШереметьев, вынимая свою плоскую коробочку с темным силуэтом чего-то восточного,то ли дворца, то ли мечети.

Приближался медлительный, слегка любопытствующий милиционер.Все трое разобрали по сигарете. «Крепкая», – закашлялся Нугзар Сергеевич,как раз вовремя: мильтон улыбнулся, проходя мимо. И впрямь было чему: приличноодетый гражданин явно злоупотребил алкоголем, еще не дожидаясь темноты.

– Обещаю вам узнать как можно больше, – сказал Борис,возвращаясь к вежливому тону. – А теперь возвращайтесь домой, НугзарСергеевич, и не забудьте, что часы тикают.

Несколько минут они смотрели на уходящего шаткой походкой,действительно как будто сильно подвыпившего Ламадзе.

– Этот малый весь в говне, – как бы даже с некоторымсочувствием проговорил Шереметьев. – На него можно не рассчитывать.

– У меня есть еще один вариант, – сказал Борис. –Ты, наверное, догадываешься какой.

– Черт, – пробормотал Шереметьев. – Этот вариантеще опасней твоей крыши. Может быть, подождем до завтра? Вдруг они все-такипривезут Ёлку? Технически, как ближайший к Берии человек, он мог бы...

– Мне нужно выпить, – вдруг сказал Борис. – Уменя, кажется, тоже нервы пошли ходуном. Прости, но я просто не в силах сидетьи ждать, пока они там... Понимаешь, я сейчас как бы становлюсь главным вградовском клане, а у меня все трясется внутри. Руки еще не трясутся, стрелятьеще могу, но что толку в этом. Сашка, Сашка, как нас всех употребили! Мы совсемне в тех стреляли после конца войны...

Шереметьев резко встал, чуть поморщился от привычной болиниже колена:

– Пойдем, я знаю, где тут неподалеку разливают коньяк.

* * *

В тот вечер клуб ВВС гулял на всю катушку. Сняли целиком Домкультуры завода «Каучук». Из Казани привезли десяток джазистов ОлегаЛундстрема. Сбежались лучшие девчонки Москвы. Столы ломились от коньяка ишампанского. Рядом с шашлыками из «Арагви» тут же, навалом, громоздилиськоробки с тортами. Гуляй, дружина! Хочешь мясного, жуй! Хочешь сладкого, влипайв крем! Заместитель командующего Московским военным округом генерал-лейтенантавиации Вася Сталин показывал свой размах.

У него были причины веселиться. ВВС уверенно становилсяведущей спортивной силой страны, подминал под себя и ЦДКА, и «Динамо», неговоря уже о жалких профсоюзниках – «Спартаке». В составе олимпийской команды,отправляющейся через две недели в Хельсинки, было множество вэвээсовцев – ифутболисты, и баскетболисты, и волейболисты, и боксеры, и борцы, и гимнасты, илегкоатлеты, и ватерполисты, и пловцы, и стрелки, и т.д., и т.п.; словом, незря работали, есть кому поддержать славу родины.

* * *

Предстоящее это неслыханное событие, первое в историиучастие СССР в Олимпийских играх, будоражило всю Москву. Еще вчера газетыназывали олимпиады позорным извращением физической культуры трудящихся масс,буржуазным, империалистическим псевдосоревнованием, направленным наодурачивание пролетариата, на отвлечение его от насущных задач классовойборьбы. В противовес этим мерзостям еще с двадцатых годов в стране гордошествовали спартакиады, то есть подлинные праздники физической культуры инравственного здоровья. Слово «спорт» вообще не очень-то поощрялось, оно было каким-тослишком английским, то есть каким-то в принципе не советским, и только послевойны все больше стало внедряться в обиход, пока наконец не грянула сенсация:СССР вступает в олимпийское движение! И вот уже разбитной американец,председатель Всемирного олимпийского комитета Эвери Брэндидж, которого ещевчера иначе как лакеем Уолл-стрита не называли, прилетает в Москву, исобирается огромная команда по всем видам, чтобы дать бой на стадионах, чтобыдоказать на деле, а не на словах преимущество советского спорта и нашего образажизни. Досужим и падким до сенсации западным журналистам остается толькогадать, что означает таинственный ход дяди Джо: разборка «железного занавеса»или репетиция третьей мировой войны? Советским людям, быть может, было бырезонно представить разговор Сталина-отца со Сталиным-сыном. «А ты уверен, чтоне проиграем, Василий?» – спросил отец. «Уверен, что победим, папа!» – пылковоскликнул юный генерал-лейтенант. «И Америки не боишься?» – лукаво сощурилсявождь. «Да нам ли ее бояться, отец!» Затем начинается знаменитое сталинскоемаятниковое хождение по кабинету. Думает ли он или просто что-то выхаживает,некую основную эмоцию? А пусть поиграют, вдруг выходил старый пахан. Почему имнаконец не поиграть с другими? Пусть Василий будет доволен, в конце концов. Онлучше Яшки, он в плен не попал. Он на ту девчонку похож, которую я однажды наподпольной квартире в Сестрорецке прижал, ну да, на мать свою. Пусть поиграетэтот генерал-лейтенант... Такая сцена иной раз может представиться советскомучеловеку, и самое смешное состоит в том, что так, очевидно, и было на самомделе. Помешанный на спорте, Васька под хорошее настроение вытянул из отцасогласие на участие в Олимпийских играх. Чем еще прикажете объяснить этоневероятное решение, принятое в разгар «холодной войны» против американскогоимпериализма и югославского ревизионизма, когда уже и раскаленными сковородкамишарашили друг друга на Корейском полуострове?

* * *

Борис и Майка Стрепетова подъехали к «Каучуку» водиннадцатом часу вечера, когда бал был в полном разгаре. Выписанные изказанского захолустья джазисты за милую душу «лабали» запрещенные ритмы, вчастности, к моменту прибытия наших героев «The Woodchopper’s Ball», или, какобъявил гладкопричесанный, с тоненькими усиками, король свинга стран Востока,«Бал дровосеков», прогрессивного композитора Вуди Германа! Спортсмены и ихподружки отплясывали кто во что горазд. Несколько пробравшихся и сюда стиляжекпоказывали, как это надо делать, по образцам американских фильмов тридцатыхгодов.

Борис посмотрел на себя и на Майку в зеркало. Морда у меня –на море и обратно, а вот ты, дорогая, ярко представляешь здесь пшеничные полянашей родины с сорняками васильков и незабудок. Когда он, уже в темноте, весьпочти обуглившийся, с ободранными ладонями, вдруг явился в Серебряный Бор ипотащил ее на какой-то таинственный ночной бал, она едва успела натянутьтбилисское платьишко, зачесать вверх и сколоть шпильками свою скирду. Общеевпечатление, однако, получилось неплохое: вот именно, пшеница с сорняками.Борис же в мятом костюме и в скошенном галстуке выглядел по-дикарски, то есть вобщем-то в унисон с ней.

У Града новая девчонка! – прошел слух по всему залу.Град явился с новым кадром! Ватерполист Гриша Гольд, воплощениевосточнобалтийской элегантности, поцеловал Майке руку, что заставило ее, тоесть руку, дернуться, будто лягушку под током.

– У вас такой вид, друзья, как будто вы из сено вылезатьэтот момент, – очаровательно улыбнувшись, Гольд отплыл в поисках своейпартнерши.