рабочих Кировского завода, страдающих дистрофией, предоставили отпуск по болезни: в ноябре 1942 года такой отпуск получили 1426 человек, в декабре – 1407, в январе 1943 года – 1572, еще 265 рабочим дали длительный отпуск, а 149 человек освободили от работы по состоянию здоровья[1083]. В мае 1943 года представители профсоюза рабочих авиационной и оборонной промышленности честно описали положение дел на заводе № 63 – Высокогорском механическом заводе в Нижнем Тагиле:

Наиболее распространенной болезнью среди рабочих завода в настоящее время является дистрофия. Так, за февраль месяц через Здравпункт с этой болезнью прошло 240 чел., в марте 70, в апреле более 250. Имеется значительное количество больных умерших от этой болезни. Так за 1 квартал умерли 38 чел., из них 25 в больнице, причем 21 чел. из числа поступивших в больницу умерли в сутки. Остальные 13 чел. умерли в общежитиях.

В апреле умерли 14 чел. Всего с начала 1943 г. по 30.4.43 г. – 52 чел. В указанные цифры не вошли больные и умершие в семьях, учет каковых не ведется[1084].

К середине 1944 года завод № 63 потерял из‐за больничных рекордное число дней, особенно в июле, когда количество пропущенного времени на одного рабочего за месяц сравнялось с годовыми показателями, причем 43 % рабочих ушли на больничный с дистрофией, с большим отрывом опережавшей другие причины[1085]. Авторы многих отчетов полагали, что в основном дистрофией болеют находившиеся в группе риска «узбеки» и другие рабочие из среднеазиатских республик, но к январю 1944 года уроженцев Средней Азии, работавших на заводе № 63, уже отправили домой, а ситуация с дистрофией на протяжении следующих шести месяцев только ухудшалась. По словам одного врача, дистрофия была неизбежна: рабочие получали не более 1700 калорий в день, тогда как им требовалось 4000 калорий. Более того, с 1942 года государство направляло иссякающие запасы продовольствия в первую очередь на заводы; магазины закрывались, поэтому членам семьи, находившимся на иждивении рабочего, негде было отоваривать свои карточки. Тот же врач так оценивал положение дел, сохранявшееся до середины 1944 года:

Одной из очень важных причин роста заболеваемости я считаю невнимательное отношение ОРС [отдела рабочего снабжения] к снабжению иждивенцев рабочих. Это заключается в том, что ОРС иждивенческие карточки не отоваривает и поэтому рабочий вынужден кормить свою семью из своего личного пайка. Поэтому неудивительно наличие у нас случаев дистрофии у рабочих, получающих «килограммные» карточки [то есть килограмм хлеба в день – максимальный паек]. Естественно, что рабочий оставит себе 500–700 грамм хлеба – остальное отдает семье; ясно, что полагающийся ему, рабочему, обед – он полностью не съедает и часть его – процентов до 50 – несет домой. Я лично наблюдал случаи, когда рабочий съедает только суп, а второе заворачивает в бумажку или ложит в бидончик и несет домой[1086].

Хотя врач видел причину дистрофии у рабочих в халатности ОРСов, на самом деле ОРСам не поставляли продовольствие для иждивенцев рабочих: предполагалось, что они отоваривают карточки в местных организациях, подведомственных Наркомторгу. Но когда в города перестали привозить продукты, рабочие взяли их перераспределение на себя, что плохо отразилось и на их здоровье. Чтобы прокормиться, нужен был огород. Врач отмечал: «Цех не имеет возможности прокормить нормально весь месяц, и если данный рабочий не имеет поддержки в своем подсобном хозяйстве, он, как правило, голодает»[1087].

По всей стране огороды были для рабочих насущной необходимостью. У местных жителей, как правило, такая возможность имелась – в отличие от мобилизованных рабочих и эвакуированных, часто полностью зависевших от столовых. В начале 1943 года администрация орудийного завода № 314 в городе Медногорске Чкаловской области заметила, что в отсутствие огородов голодало столько рабочих, что производственный план оказался на грани срыва:

Такое тяжелое положение со снабжением ставит под угрозу срыва программы завода, так как основная часть работающих в заводе эвакуированные рабочие и помимо питания в столовой или получения продуктов по карточке они не имеют и никаких источников питания и приобрести по рыночным ценам ничего не могут.

В настоящее время имеет место ряд случаев истощения кадровых рабочих (особенно слесарей, кузнецов, термистов) от недоедания[1088].

Картофель, повсеместно выращиваемый на коллективных и индивидуальных огородах, существенно дополнял рацион, особенно после ноября 1943 года, когда из‐за плохого урожая зерна государство уменьшило продовольственные нормы. Но рабочих в Свердловской области той трудной осенью картофель не спасал: бо́льшая часть урожая погибла из‐за болезней и масштабного наводнения[1089].

Во второй половине 1944 года с улучшением продовольственных поставок число жертв голода по всей стране уменьшилось. Благодаря «второму горячему» и специальным программам питания серьезный ущерб, нанесенный здоровью рабочих в первые годы войны, удалось частично компенсировать. Так, на заводе № 63 дистрофия начала отступать в июле, а к концу года уже не было зафиксировано ни одного случая[1090]. Однако дистрофия развивалась постепенно, и чтобы возместить причиненный ею вред, требовалось время. Например, в городе Красноуральске Свердловской области осенью 1944 года на заводах и шахтах по-прежнему регистрировали огромное множество случаев дистрофии среди рабочих: 50 % на медеплавильном заводе, 55 % на одном руднике и 60 % на другом, 35 % на заводе № 758 и 20 % на заводе № 595[1091].

Истощению во многом способствовала система оплаты труда и премий, принятая во время войны. Рабочие, перевыполнявшие план, получали как денежные премии, так и дополнительный паек – так называемые стахановские нормы. Однако рабочим не всегда доставалась лишняя порция. Нередко директора предприятий использовали дополнительные запасы, чтобы подкормить самых голодных, а не тех, кто лучше работал[1092]. Но когда это правило соблюдали, рабочие попадали в замкнутый круг: чем больше они слабели, тем меньше были способны работать. Представители профсоюза рабочих промышленности боеприпасов в Челябинской области так описывали последствия этой политики в письме к руководителям профсоюза в апреле 1943 года:

Несмотря на высокий рост заболеваемости безбелковыми отеками руководители заводов, начальники цехов и мастера к вопросу распределения усиленного питания рабочим подходят неправильно только по производственным показателям, если человек физически ослаб, благодаря чего стал давать норму ниже, его лишают усиленного питания, тем самым увеличивают процент заболевания по истощению, так, например молодой рабочий цеха № 32 завода им. С. Орджоникидзе тов. Черепанов – рекорды давал 3–4 нормы, в марте месяце ослаб и стал давать норму 120 %, за это лишили усиленного питания. Рабочий [имя нрзб.] – цех № 32, также был лучшим стахановцем, выполнял 2–3 нормы и когда заболел дистрофией первой [самой слабой] степени стал выполнять норму 110 %, его