— То есть ты тем не менее хочешь детей. Невзирая на проблему перенаселения.

Джессика округлила глаза и покраснела.

— Одного или двух. Если встречу правильного мужчину. Что маловероятно в Нью-Йорке.

— Нью-Йорк — жестокий город.

— Спасибо, что сказали. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой маленькой, почти невидимой, приниженной, как в последние восемь месяцев. Я думала, Нью-Йорк — отличное место, чтобы найти вторую половинку, но все парни здесь либо неудачники, либо придурки, либо женаты. Это ужасно. То есть я не красавица, вовсе нет, но, по-моему, вполне стою пяти минут вежливого разговора. Прошло уже восемь месяцев, а я по-прежнему жду этих пяти минут. Мне даже больше не хочется развлекаться, это так деморализует…

— Дело не в тебе. Ты красивая девочка. Возможно, ты слишком хороша для Нью-Йорка. Там же все основано на неприкрытой выгоде…

— Но почему здесь столько девушек, похожих на меня, и так мало парней? Может быть, нормальные парни едут в другое место?

Кац принялся вспоминать молодых людей из числа своих нью-йоркских знакомых, включая прежних приятелей по «Ореховому сюрпризу», и понял, что не может назвать ни одного, кто был бы достоин свидания с Джессикой.

— Девушки приезжают, чтобы заниматься издательским делом, искусством и всякими некоммерческими штуками. А мужчин интересуют бизнес и музыка. Происходит так называемый эффект самоотбора. Все девушки хороши и интересны, а парни — сплошь придурки вроде меня. Не принимай близко к сердцу.

— Мне бы так хотелось хоть раз сходить на приличное свидание.

Кац пожалел, что похвалил внешность Джессики. Это могло показаться флиртом, и он надеялся, что девушка не восприняла его слова в качестве приглашения. К сожалению, Джессика, видимо, именно так и подумала.

— Вы действительно придурок? — уточнила она. — Или наговариваете на себя?

В ее голосе прозвучала пугающая нотка заигрывания. Кац решил, что нужно пресечь это в корне.

— Я приехал, чтобы помочь твоему папе, — сказал он.

— Ничего дурного я здесь не вижу, — поддразнила она.

— Поверь мне, я плохой человек. — Ричард постарался взглянуть на Джессику как можно суровее и убедился, что она слегка напугана.

— Не понимаю… — произнесла девушка.

— Я тебе не союзник на индийском фронте. Я твой враг.

— Что? Почему? В чем дело?

— Говорят тебе, я плохой человек.

— О господи. Ну и ладно. — Высоко подняв брови, Джессика обвела взглядом стол — смущенная, испуганная и одновременно раздосадованная.

— Между прочим, паста — просто объедение. Спасибо тебе за то, что ты ее приготовила.

— Не стоит благодарности. Салат тоже ешьте. — Она поднялась из-за стола. — А я, пожалуй, пойду наверх и почитаю. Скажите, если что-нибудь еще понадобится.

Кац кивнул, и Джессика вышла. Ему было жаль девушку, но в Вашингтон он приехал по грязному делу и не видел смысла подслащать пилюлю. Закончив с ужином, он внимательно изучил обширную библиотеку Уолтера и еще более объемное собрание дисков, после чего поднялся в комнату Джоуи. Ему хотелось зайти к Патти, а не сидеть и не ждать, когда она сама к нему придет. Ждать — слишком уязвимая позиция, вовсе не в духе Каца. В обычное время он терпеть не мог беруши, потому что от них звенело в ушах, но сейчас Кац вставил затычки, чтобы не прислушиваться к шагам и голосам.

На следующее утро он сидел в комнате до девяти часов, прежде чем спуститься по черной лестнице в поисках завтрака. На кухне было пусто, но кто-то — скорее всего Джессика — приготовил кофе и поставил на стол фрукты и оладьи. На улице шел легкий весенний дождь, окропляя нарциссы в крошечном заднем дворе и крыши соседних домов. Услышав голоса, Кац зашагал по коридору с кофе и оладьей и увидел Уолтера, Джессику и Лалиту. Свежие, с мокрыми от душа волосами, они ждали его в комнате для совещаний.

— Отлично, вот и ты, — сказал Уолтер. — Можно приступать.

— Я понятия не имел, что мы начнем так рано.

— Уже девять, — заметил Уолтер. — У нас рабочий день.

Они с Лалитой сидели бок о бок за большим столом.

Джессика устроилась на дальнем конце со скрещенными на груди руками, источая скепсис и явно готовясь к обороне. Кац сел напротив.

— Ты хорошо спал? — поинтересовался Уолтер.

— Отлично. А где Патти?

Уолтер пожал плечами:

— К нам она не присоединится, если ты об этом.

— Мы пытаемся достичь цели, — сказала Лалита. — И вовсе не намерены целый день смеяться по поводу того, что ничего добиться невозможно.

Взгляд Джессики перебегал с одного на другого: девушка наблюдала. Присмотревшись, Кац заметил, что глаза у Уолтера обведены жуткими темными кругами, а пальцы, лежащие на столе, то ли дрожат, то ли нервно барабанят. Лалита тоже казалась слегка усталой — ее лицо приобрело синеватый оттенок, как всегда бывает у людей с темной кожей, когда они бледнеют. Наблюдая за положением их тел — за тем, как они сознательно отстраняются друг от друга, — Кац подумал, что, возможно, взаимное притяжение уже сыграло свою роль. Уолтер и Лалита казались угрюмыми и виноватыми, словно любовники, вынужденные соблюдать сдержанность на публике. Или, наоборот, как люди, которые еще ни о чем не договорились и потому недовольны друг другом. Ситуация, во всяком случае, была достойна внимательного изучения.

— Итак, начнем с главной проблемы, — сказал Уолтер. — Она заключается в том, что никто в наше время не решается сделать вопрос о перенаселении предметом общенациональной дискуссии. Потому что это угнетает. Потому что новость далеко не свежа. Потому что, как и в случае с глобальным потеплением, мы еще не достигли той точки, когда последствия становятся очевидными. Потому что политики начинают казаться расистами, если убеждают бедных и необразованных людей обзаводиться меньшим количеством детей. Размер семьи обратно пропорционален экономическому статусу — как и возраст, в котором девушки начинают рожать, — и с точки зрения статистики это серьезная проблема. Можно сократить прирост населения вдвое, если женщины начнут рожать не в восемнадцать, а в тридцать пять. Крысы размножаются гораздо быстрее леопардов, потому что половая зрелость у них наступает намного раньше.

— Не вполне удачная аналогия, — вставил Кац.

— Вот именно, — сказал Уолтер. — Мы снова говорим как приверженцы элитаризма. Леопарды — высшие существа по сравнению с крысами или кроликами. Вот другая сторона проблемы: мы ставим бедняков на одну доску с грызунами, когда пытаемся привлечь внимание к высокой рождаемости в их среде или к тому, что они рано обзаводятся детьми.

— По-моему, можно провести аналогию и с сигаретами, — подала голос Джессика со своего конца стола. Было видно, что она получила образование в престижном колледже и научилась вести дискуссии на семинарах. — Люди, у которых есть деньги, покупают золофт и занакс. Облагая налогами сигареты — ну или алкоголь, — мы наносим тяжелый удар по беднейшим слоям населения, потому что поднимаются цены на дешевую гадость.