Вацлав позвонил мне из далекого Кливленда, чтобы попросить моего совета: он получил телеграмму от Дягилева. Тот просил его, как только закончится американское турне, приехать в Испанию и участвовать в спектаклях Русского балета там и в Южной Америке позже, осенью. Я сказала Вацлаву, чтобы он ничего не обещал, пока не посоветуется с Лоуренсом. Меня удивило приглашение Сергея Павловича. Всю зиму он пробыл в Италии с Масиным и теми шестнадцатью танцовщиками и танцовщицами, которых оставил при себе. Из них он создал вторую труппу и говорил своим близким друзьям, что эта труппа «современная» и в будущем с ней он будет создавать балеты для искусства, а первая будет организацией для зарабатывания денег. Я заметила перемену в Вацлаве. Он снова стал носить свои шелковые рубашки и кольца, от которых отказался под влиянием Костровского. За ленчем он ел те же кушанья, что и мы.

Сезон закончился; труппа очень скоро должна была вернуться в Европу. Нам тоже нужно было составить планы на будущее. Вацлав, как ни сильно ему нравились Штаты, заявил, что здесь обстановка не такая, чтобы заниматься творчеством, а от постоянных переездов с места на место пропадает всякое вдохновение. Он хотел поселиться где-нибудь постоянно и заниматься какой-нибудь творческой работой. Но где поселиться? Вернуться в Россию мы не могли. Вацлав считал само собой разумеющимся, что я поеду с ним. Я знала, что в повседневных жизненных делах он легко терялся. Воспитание в Императорской школе и годы, проведенные с Дягилевым, когда за него все делали другие, в одинаковой степени отгораживали его от рутинных повседневных дел. Я часто замечала, что купить билет или снять комнату казалось ему трудной задачей. Как же он сумеет получить визу во время поездки? Я почувствовала себя так, словно покидаю ребенка, и сказала ему: «Вацлав, пока не кончится война, я буду с тобой, что бы ни случилось». В душе Вацлава снова загорелась надежда, что в конце концов он сможет прийти к согласию с Сергеем Павловичем. Нет сомнения, что Вацлаву не хватало Сергея Павловича прежних дней и его дружбы.

Лоуренс и Вацлав обсудили планы на будущее и решили, что Вацлав должен поехать в Европу и либо отдохнуть в Испании или Швейцарии, либо, если можно будет заключить подходящий контракт, уехать с балетом в Южную Америку. Был составлен предварительный проект контракта. Вацлав сказал, что по просьбе Костровского и X. он послал Дягилеву телеграмму: «В принципе я согласен; обсудим проекты в Испании». Никто из них троих в то время не знал, что Испания — единственная в мире страна, где по закону телеграмма считается обязывающим контрактом. Но Дягилев, который находился в Испании, знал об этом. Он не мог послать свою труппу в Америку без Вацлава, поскольку люди из буэнос-айресского театра Колон после того, что произошло в Нью-Йорке, настаивали, чтобы перед тем, как они заключат соглашение с Дягилевым, им показали подписанный контракт с Нижинским.

Вацлав подарил мне великолепнейшие драгоценности и меха. В последние несколько дней, когда мы завершили все приготовления к отъезду, мы пришли в офис Лоуренса и составили свои завещания. Подводная война была тогда в самом разгаре, и нам сказали, что при таких обстоятельствах желательно это сделать. Тогда-то я и узнала, что Вацлав подарил мне все, что заработал в Америке, и теперь владел лишь тем имуществом, которое имел в Европе. Я отказалась от подарка, но Вацлав твердо стоял на своем: «Ты должна это взять; ты не можешь работать; со мной может случиться все, что угодно, и тогда ты останешься одна с Кирой. Я всегда смогу позаботиться о себе: я могу танцевать».

Настал день нашего отъезда. Мы отплыли на том же корабле, где была труппа балета. Огромная толпа наших друзей проводила нас к пароходу. Нам было тоскливо и тревожно. Мы нашли гостеприимную страну, которая стала нам вторым домом, а теперь должны были покинуть ее. Мы стояли рядом, махали руками, и, когда очертания Нью-Йорка на горизонте медленно растворились в тумане, я стала плакать как в истерике. Вацлав повернулся лицом к открытому морю, пытаясь скрыть свои слезы. Мы чувствовали, что безопасность и свобода исчезают вместе с последними едва заметными очертаниями берега Северной Америки.

Глава 18

Испания и Южная Америка

Пароход, на котором мы плыли в Испанию, находился, если верить сиявшей на верхней палубе медной табличке, в «идеальном гигиеническом состоянии»; но кто бы ни сделал это смелое утверждение, он, должно быть, обладал очень богатым воображением. Этот корабль был настоящая музейная древность; было известно, что он по меньшей мере шестнадцать лет пролежал под водой, а на волнах он был так же ненадежен, как скорлупка. Весь он кишел хорошо откормленными крысами, и было совершенно невозможно поставить ногу на пол. Проведя одну ночь в каюте, я после этого просто отказалась идти туда и устроилась в кресле на палубе на все тринадцать дней нашей поездки. Всю дорогу были сильный холод и шторм. Вацлав стоически переносил это положение и по нескольку часов спал в каюте, но в основном оберегал Киру.

Мы собирались провести свои два месяца отдыха в Испании, чтобы Вацлав мог обговорить с Дягилевым условия нового контракта и спокойно поработать над своей системой записи, но, когда мы приехали, Дягилев был в Париже.

Вацлаву раньше уже случалось танцевать в Мадриде, и друзья, которых он тогда приобрел, постоянно приглашали нас. Мы очень подружились с герцогом и герцогиней Дуркаль, родственниками короля. Через несколько дней Вацлав получил приглашение бывать в королевском дворце тогда, когда сам пожелает. Королевский театр был отдан в его распоряжение, и он сразу же начал там тренироваться.

Мы думали, что Мадрид будет настоящим южным городом, теплым и сверкающим от солнечного света, но в это время он оказался очень холодным, и нас пронизывал резкий ветер. Первые несколько недель мы провели приятно в обществе новых друзей, в работе и в походах по соборам и музеям. Вацлав любил Гойю и никогда не уставал смотреть на его работы, особенно на «Капричос», и мы съездили в Толедо посмотреть на места, где он жил и работал. По вечерам нас обычно водили в театры и кафе посмотреть настоящих цыганских танцоров и танцовщиц. Строгие движения танцоров-мужчин очень пришлись по душе Вацлаву, и очень скоро он сам стал использовать эти движения в танце.

Наступила весна, все купалось в солнечном свете. Обычно мы вместе сидели и читали в Прадо,