Оттуда мы переехали в Де-Мойн, а затем в Омаху. К тому времени мы так устали, что решили снять комнаты в гостинице всего на несколько часов. Мы оставили вещи в поезде, Фрадкин, как всегда, заказал номер. Мы вошли туда и сразу же включили воду в ванной комнате. Когда Вацлав находился в ванне, кто-то энергично постучал в дверь. Я открыла, и какой-то человек сказал мне, что он шериф и хочет арестовать нас, потому что мы — так он заявил — сняли комнату с аморальной целью. Я побежала к Фрадкинам, и те возмущенно объяснили, что мы женаты. Но это не помогло: в полиции желали видеть доказательства — свидетельства о браке и еще много всего. Я сходила за Дробецким, который был поблизости; в конце концов, как я думаю, пришел Херндон, и нам позволили продолжить купание в ванне.

В те вечера, когда Вацлав не танцевал, он обычно смотрел спектакль из-за кулис или из зрительного зала. Однажды, когда на сцене шла «Шехерезада», я, которая столько раз смотрела этот спектакль, удивилась, увидев великолепную мимику старого Евнуха. Раньше я никогда ее не замечала. Раз Чекетти не был с труппой, то эту роль танцевал кто-то из остальных солистов. Я была так заинтригована, что ушла за кулисы и там узнала, что неизвестным артистом, который играл Евнуха, был Вацлав. Он в последний момент заменил обычного исполнителя: тот внезапно заболел.

Вацлав решил, что у каждой роли должен быть запасной исполнитель и что эти исполнители должны время от времени танцевать свои роли в маленьких городах. Раньше только Вацлав и Карсавина «отдыхали» в тех случаях, когда в программе были три балета с их участием: они лишь в особых случаях — например, в Париже или в Лондоне — танцевали все три; обычно же Больм заменял Вацлава, а Нижинская или Кяшт — Карсавину. Упорядоченной системы двух составов у исполнителей никогда до этого не было, но Вацлав считал, что такая система поможет развиться новому поколению танцовщиков и танцовщиц. Поэтому он выбрал дублеров для каждой звездной роли. Гаврилов, X., Кременев — все мужчины проходили такую подготовку, а среди женщин ее прошли Хильда Маннинге, Немчинова и другие. Дягилев протестовал против этого сразу после того, как услышал о нововведении, но позже, должно быть, немало радовался тому, что Вацлав дал шанс этим артистам кордебалета. Как бы он без этого в последующие годы смог сделать звезду из Немчиновой или Соколовой? Некоторые солисты немедленно пожаловались Кану. К тому времени, как мы приехали в Денвер, из-за замен явно назревала неприятность, и часть труппы забастовала. Вацлав сказал им, что его решение остается твердым и что он будет выбирать на каждую роль того, кого посчитает самым подходящим для нее. Те, кто оказался обойден при таком порядке, снова прислали Вацлаву письмо, в котором грозили обойтись с ним «так, как хористы услужили Шаляпину в Лондоне». Это означало войну до конца. Вацлава угроза совершенно не взволновала. После спектакля, проходя мимо этих артистов-врагов, он просто поднял шляпу и сказал: «До свидания, господа». Они расступились, как овцы, и пропустили нас.

Однажды мы поехали на машине на Пайкс-Пик. Вацлав пригласил в поездку Костровского, его жену и X. Костровский всю дорогу проповедовал, а X. держал себя со мной немного враждебно. Я удивилась, что он осмелился на такое, и лишь позднее поняла, откуда взялась эта храбрость.

После спектакля мы выехали из Денвера и направились в Солт-Лейк-Сити. Местность, по которой мы проезжали, была очаровательной, все было покрыто глубоким снегом. Казалось, что весь этот край спит, особенно горы.

На нашем первом спектакле в Солт-Лейк-Сити мне представили видных людей города: так было всюду, куда мы приезжали. Среди них был глава мормонов, очень строгий и благородный с виду пожилой джентльмен. В следующем после этого антракте я, отдавая визит, подошла к нему — очень смутилась, когда четырех дам, сидевших в его ложе, мне представили как «жен пророка» — миссис X первая, миссис X вторая и так далее. Первая пригласила нас побывать у них дома на следующий день. Как только антракт закончился, я помчалась за кулисы и рассказала танцовщикам и танцовщицам о том, что произошло. Они все решили, что я шучу. На следующее утро мы действительно пошли туда, и вторая жена пророка провела нас по всем их школам, музею и библиотеке, а закончила огромным залом, где была очень хорошая акустика. Она объяснила нам, как распределяется работа между женами: одна выполняет обязанности секретарши их общего мужа, другая присматривает за детьми всех жен, третья ведет все домашнее хозяйство. Я рискнула спросить, не ревнуют ли они одна к другой. «Нет, — ответила она. — Отчего нам ревновать? У нас у всех есть свои интересы, и наш муж любит нас всех». Я подумала, что это вполне разумный порядок и что он идеально подходит для артистов, поскольку их жены имеют очень много работы. Если жена артиста ставит себе целью только помогать мужу и защищать его интересы, у нее остается не так уж много времени на домашние дела и детей.

Мы уехали, как обычно, в два часа утра. Следующий день был сочельник, а Рождество мы должны были провести в поезде, на пути в Лос-Анджелес. Мистер Херндон очень любезно проявил к нам внимание — превратил пустой багажный вагон в зал, где артисты могли танцевать не по профессии, а для себя. Некоторые из оркестрантов играли для них, в буфете был подан ужин с горячим грогом и пуншем. После обеда я поставила в нашем купе рождественскую елку и увешала ее подарками для членов труппы. Они все были приглашены прийти, но могли зайти к нам лишь группами по очереди, поскольку наша гостиная, разумеется, была слишком мала, чтобы вместить столько людей сразу.

Как же мы удивились на следующее утро во время завтрака, когда выглянули из окна вагона-ресторана! Вместо накрытых снежными шапками гор вокруг нас были апельсиновые рощи — целое море апельсиновых деревьев, все темно-зеленые и усеянные золотистыми плодами. Вацлав так устал от гостиниц, что мы решили иметь квартиру вместе с Фрадкинами — половину для нас, половину для них — и «сами вести дом». Фред немедленно дал телеграмму, чтобы найти такое жилье, а в это время мы еще были достаточно далеко от города — и, когда мы приехали, все было готово! В следующие после этого полчаса был нанят повар-японец, который приготовил нам чудесный обед. Вацлав все время играл с каркасами краватей: он обнаружил,