И мне показалось, что это вполне подходящий символ.

– Я уезжаю завтра, – отступая назад, говорит он. – Мы договорились с Даксом встретиться в Калифорнии. Я планирую вернуться, но…

– Я понимаю, – успокаиваю я. – Возможно, вам придется залечь на дно на какое-то время. Будь осторожен, ладно? Ведь мы обязательно должны увидеться вновь.

Он убирает мокрую прядь волос с моего лица.

– Уверен, так и будет.

Последнюю неделю Дакс давал показания на слушаниях по делу гидры, и его лицо мелькало во всех новостных лентах. Его ни в чем не обвиняют, но, несмотря на это, многие жаждут его смерти. «Картакс» пал под его предводительством, а за этим последовали громкие скандалы. Некоторые люди не верят, что вакцина безопасна и вирус действительно больше не страшен. Какие-то бункеры вновь закрылись потому, что мирные жители не захотели покидать привычных и безопасных комнат. Кто-то из-за страха даже удаляет панели, модули и алгоритмы.

Нам предстоит долгий и медленный путь к восстановлению этого мира.

– Вы с Даксом?.. – выразительно подняв бровь, спрашиваю я.

Леобен проводит рукой по бритой голове.

– Не знаю. И даже не уверен, что мы понимаем, кто мы после развала «Картакса». Но сейчас ему каждый день присылают по миллиарду смертельных угроз, а я натренированный телохранитель. Так что мы в каком-то смысле просто идеальная пара.

Я поднимаю полотенце и вытираю мокрые волосы.

– Ты же сам советовал мне не путать желание защитить с любовью.

– Эй, никто и не говорил о любви, – вскидывая руки, возмущается он, но на его лице расплывается улыбка. – Я просто не хочу, чтобы его убили.

Я качаю головой и, повернувшись к хижине, толкаю его плечом:

– А на мой взгляд, это очень похоже на любовь. Ему повезло, что у него есть ты.

Ли обнимает меня за плечи, и мы шагаем по траве.

– О, я знаю. И обязательно дам ему это понять.

Мы поднимаемся на крыльцо и заходим в хижину. В воздухе пахнет чесноком и свежим хлебом. На полу лежат надувные матрасы, а вдоль стен громоздятся рюкзаки. Анна сидит за кухонным столом и, отрывая кусочки от багета, закидывает их в рот.

– Я лишь хочу сказать, – жуя, говорит она, – что, если бы нам удалось разоружить «Скорпиона», он стал бы отличным домашним питомцем.

Коул качает головой. Он стоит у плиты и помешивает булькающие в кастрюле спагетти.

– Да будь твоя воля, ты бы с радостью засунула в домашнее животное гранатомет.

Она отрывает еще один кусочек хлеба.

– Только если бы у него были ноги.

Коул поворачивается и встречается со мной взглядом, а на его лице расцветает улыбка. В моей груди тут же разрастается тепло. Этот месяц мы провели вместе как друзья. Друзья, которые ходят на прогулки, смотрят вместе фильмы, пропущенные нами из-за нелегкой жизни, и спорящие о гентехе, свободе и о том, надо ли контролировать свое тело. Друзья, которые строят планы о том, как вместе проедутся по закрытым бункерам, чтобы попытаться убедить людей выйти на поверхность и помочь остальным восстановить мир.

Правда о вакцине и гентехе напугала многих, но это и неудивительно. Но попытки спрятаться от всего мира не остановят его на пути к новому будущему. Может, «Панацея» Цзюнь Бэй так и не появилась на свет, но в новостных лентах уже появляются безумные идеи, подгоняющие и подталкивающие гентех за границы, которые раньше контролировал «Картакс».

Люди боятся генхакеров и того, что может случиться в будущем, но, увидев Коула и меня – бывшего тайного агента со шрамами от лей-линий на лице и девушку с половиной мозга, тело которой создано в резервуаре, – они поймут, что мы ничем от них не отличаемся. Что мы такие же люди, как и они. И, возможно, уже не так будут бояться неизвестного.

Кроме того, Коулу, как и мне, кажется, нравится идея провести некоторое время наедине.

Леобен проскальзывает мимо меня на кухню и, вырвав багет из рук Анны, отрывает кусок себе.

– Звонила Зиана, – говорит он. – Рассказала, что строит дом в Монтане.

– Она должна была остаться с нами, – забирая багет обратно, ворчит Анна. – Мы едва ли успели наверстать упущенное.

– Ей было тяжело находиться с нами, – возражает Коул. – Кроме того, у нее появилась новая семья.

– Мы ее семья, – говорит Анна и обводит нас взглядом.

Тепло вновь расползается в груди от осознания, что она говорит и обо мне. Мы с ней вряд ли станем заплетать друг другу косы, но она как-то предложила научить меня стрелять и даже позволила настроить несколько новых уровней системы защиты на ее панели. Они ей понадобятся. ДНК Анны по-прежнему остается ключом к бессмертию. А потеряв «Панацею», люди попытаются воссоздать ее самостоятельно. Если кто-нибудь прознает о даре Анны, то за ней начнут охотиться. Поэтому Коул переживает, что ей придется прятаться всю оставшуюся жизнь. Но, думаю, Анна сможет о себе позаботиться.

– Зиана прожила в лаборатории больше нас, – напоминает она Коулу. – Мы год провели в программе тайных агентов, пока над ней продолжали ставить эксперименты. А это очень долгий срок.

В комнате воцаряется тишина. Знаю, Цзюнь Бэй терзалась чувством вины из-за того, что оставила остальных в лаборатории. А они не могут простить себе, что оставили Зиану. Но она все понимает. Им всем приходилось идти на сделки с совестью ради собственного выживания.

– Ее новая семья – фермеры, – говорит Леобен. – Вы можете представить себе Зиану в этой роли?

Анна закатывает глаза:

– Она же выращивает скот, а не вспахивает поля. Ты хоть раз видел ферму, Ли? Знаешь, откуда берется еда?

– Конечно знаю, – возмущается Леобен. – Если один помидор влюбляется в другой помидор…

Анна фыркает и бросает в него кусок багета.

– Кто-нибудь что-то слышал о Цзюнь Бэй? – спрашиваю я.

Леобен опускает глаза, а Анна, нахмурившись, отрывает еще один кусок от багета.

– Нет, – спокойно отвечает Коул. – Ни словечка с тех пор, как она уехала.

Я киваю и принимаюсь медленно вытирать мокрые волосы полотенцем. Они редко упоминали в разговорах Цзюнь Бэй. Весь остальной мир не знает, сколько всего она потеряла – свой код, свое детство, свою личность. Не знают, что нам бы не удалось спасти вакцину без нее.

Как и то, насколько близка она была к тому, чтобы захватить контроль над их разумами.

И теперь она скрылась от всех. Я писала ей каждый день, рассказывая, как у меня дела. Что здорова и могу ходить, что вновь чувствую себя самой собой. Но она ни разу мне не ответила, и, кажется, я понимаю почему.

Но продолжаю отправлять ей сообщения, чтобы она знала, что мне бы хотелось общаться с ней, когда она будет к этому готова. В конце концов, мы же сестры.