Муравьёв, действительно, развил бурную деятельность по реанимации левоэсеровской организации в Воронеже. Активисты партии, ничего не подозревавшие, были только рады этому: они стосковались по настоящей работе. С помощью чекистов, Муравьёву удалось даже войти в состав губернского исполнительного комитета. И когда Донской появился в Воронеже, ничего выдумывать не нужно было. Он порадовался за соседей: совещания и митинги, боевые резолюции и действующий эсеровский клуб, где велись жаркие диспуты с большевиками. Муравьёв, радушный хозяин, представил Донского товарищам по партии, пригласил его поучаствовать на одном из собраний, дал ознакомиться с протоколами и резолюциями предыдущих. Словом, антоновец мог возвращаться в Тамбов с чувством глубокого удовлетворения. Впрочем, перед отъездом Муравьёв пообещал Донскому весьма неожиданную, но радостную встречу.

— Вы меня заинтриговали, Евдоким Фёдорович, — блеснул стёклышками очков Донской.

Муравьёв в ответ загадочно улыбнулся и после небольшой паузы произнёс:

— Так совпало, Николай Яковлевич, что накануне из Москвы приехала комиссия из ЦК нашей партии с проверкой деятельности нашего комитета. Если желаете, я вас познакомлю с товарищами членами ЦК.

— Да что вы говорите? Какие могут быть сомнения в моих желаниях.

— Ну, тогда пойдёмте в гостиницу, — развёл руками Муравьёв. — Вы же понимаете, таким людям нежелательно светиться в Воронеже. Чекисты не дремлют.

— Да, да, конечно! — согласился Донской.

Менее чем через полчаса они прибыли в гостиницу и, поднявшись на второй этаж, остановились у одной двери. В руках у Муравьёва был чем-то набитый саквояж. Сделав маленькую паузу, словно набираясь храбрости, Муравьёв постучал условным стуком — три раза коротко.

— Да, да, войдите, — послышалось из-за двери.

Муравьёв открыл дверь и любезно пропустил вперёд Донского, затем вошёл сам и, осмотрев коридор, плотно прикрыл дверь.

— Товарищи, — произнёс он, — разрешите вам представить одного из руководителей главного оперативного штаба Народной армии Александра Антонова Николая Яковлевича Донского, нашего товарища по партии, прибывшего накануне прямо, как говорится, из тамбовских лесов.

— Очень приятно! — кивнул один из "членов ЦК" и протянул Донскому руку для приветствия. — Семёнов.

— Попов, Михаил Григорьевич, — представился другой.

Расчёт был верный — ну откуда лесной брат может знать фамилии настоящих членов эсеровского ЦК? Да ему и в голову не придёт перепроверять их после того, что он видел в Воронеже. Да и список сотрудников воронежской Чека, которую и представляли "члены эсеровского ЦК", тоже, разумеется, был недоступен антоновцам.

— Так совпало, что вы прибыли в Воронеж практически одновременно, — произнёс Муравьёв. — И я, естественно, не мог не воспользоваться случаем, чтобы вас не познакомить.

— И правильно сделали Евдоким Фёдорович! Партия должна знать своих героев, что называется не только по именам, но и в лицо, — напыщенно произнёс Семёнов. — Мы в Москве внимательно следим за развитием событий на Тамбовщине и весьма радуемся каждому, даже минимальному, успеху товарища Антонова.

— Да и мы стараемся не ударять в грязь лицом, — Донской был явно доволен похвалой. — Хотя нам бы и хотелось получать больше помощи от Москвы.

— Должны вам сказать, — заговорил Попов, — что в Москве как раз готовится в ближайшее время всероссийский съезд представителей всех антибольшевистских сил, на котором весьма необходимо присутствие делегатов от тамбовских и воронежских эсеров и обязательно, — Попов сделал решительный жест рукой, — от антоновской освободительной армии.

— Я обязательно передам ваши слова Александру Степановичу, — кивнул головой Донской.

— Товарищи, вынужден вас прервать, — вмешался в разговор Муравьёв. — Что мы, не русские, что ли, разговор всухомятку ведём, да и знакомство нужно отметить.

Муравьёв вопросительно посмотрел на Семёнова, затем на Донского.

— Что ж, мы не против, — кивнул Семёнов.

— Разумеется, за такое знакомство следует и выпить, — поддакнул Донской. — Только вот...

— А вот об этом, я, на правах хозяина, побеспокоился заранее, — улыбнулся Муравьёв и поднял вверх свой саквояж.

Все засмеялись.

Возвращался Донской в Тамбов в полной уверенности, что установлена прочная связь с ЦК партии левых эсеров. У него установился полнейший контакт и доверие с Муравьёвым, которому антоновский посланец сообщил тайные явки в Тамбове, в том числе и пароль в дом адвоката Фёдорова, уже известного чекистам. Договорились, что Донской встретится с Антоновым, проинформирует его о деятельности воронежских левых эсеров, а затем вернётся в Воронеж, чтобы сопроводить Муравьёва в тамбовские леса уже для установления личного контакта с Антоновым.

Но дни шли, миновало две недели, а Донской всё не появлялся. И Муравьёв, и Кандыбин уже начали волноваться, не раскусили ли их трюк антоновцы.

— Может быть, у антоновцев есть канал постоянной связи с Москвой и они уже выяснили, что никто из членов ЦК левых эсеров в Воронеж не выезжал, что никаких партийных и антибольшевистких съездов не предвидится и что вся эта затея — дело рук ВЧК? — стал вслух рассуждать Кандыбин.

— Отчего же тогда Донской так откровенно радовался установлению связи с левоэсеровским ЦК? — спрашивал скорее сам себя Самсонов, и тут же сам же и отвечал: — Значит, связи у них нет!

— Но почему же Донской не едет? — повторял свой вопрос Кандыбин.

— Нет, не следует всё чрезвычайно усложнять, — успокаивал товарищей Муравьёв. — В Воронеже всё прошло чисто. Донской уехал, не подозревая о ловушке.

— Тогда почему он не прибыл для связи вторично? — по-прежнему твердил своё Кандыбин.

После недолгих раздумий, решено было идти на риск. Приняли решение, что Муравьёву самому стоит поехать в Тамбов, тем более, имея на руках явки и пароль для встречи с их связным Фёдоровым. Но, дабы поднять престиж Муравьёва (которому придумали псевдоним — Петрович), решили отправить его к Антонову не только как председателя Воронежского комитета левых эсеров, но и как уже члена ЦК партии левых эсеров, избранного туда на всероссийском съезде партии в Москве. Однако, для подстраховки вместе с Муравьёвым отправили двух проверенных чекистов — Чеслава Тузинкевича и Бронислава Смерчинского.

— Смотри, Евдоким, — напутствовал Муравьёва Кандыбин, — ты едешь в логово зверя и кладёшь голову в его пасть. Малейшая твоя ошибка может привести к срыву, к провалу важной операции ВЧК. А тебе эта ошибка будет стоить жизни. Помни: главари антоновщины — это матерые, опытные эсеры. Да и сам Антонов не простофиля, если ему удалось организовать и возглавить такое крупное антисоветское движение. Ты должен перехитрить их.

Народная мудрость гласит: "Русский мужик долго запрягает, да быстро едет". Такому долготерпению, как в России, не обучена ни одна нация мира. Но уж если терпение у русских кончилось, то лучше сразу уйти с его пути — снесёт, как ураган хилую хибарку. Но куда уходить своим? Некуда деться было Григорию Распутину и долго боролся он за свою жизнь, но одолели его те, кому совсем уж невмоготу было терпеть этого русского хама у трона. Некуда деться было царю Николаю Романову, который считал, что Россия уж никуда и никогда без него не сможет — смогла. Об Октябре семнадцатого много писалось уже и на страницах этого романа: никуда не деться было от передела власти в образовавшемся хаосе двоевластия или безвластия, как кому угодно. Казалось бы, большевики к двадцатому году разбили всех своих врагов: и внешних, и внутренних. Всё? Как бы не так. Те, ради которых, якобы, и совершали вооружённый переворот и насильственный захват власти большевики-ленинцы, и даже более того, те, кто совершал этот переворот, вдруг, на четвёртом году советской власти, поняли, что они не за то боролись: не за то, чтобы пришедшие на их крови к власти люди, жили в своём, ином мире, переселившись в буржуйские дворцы и оставив для простых смертных старый, голодный и неприкаянный мир хижин и лачуг.