Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ведь здесь умерла мать этой землерылихи! – Он покосился на Одиссея, который слегка приоткрыл блестящие от жара глаза. – Видишь? Вот ручей, а вот эта уродливая землерыльская статуя. Давай-ка тебя искупаем, дружище.
Тадеус аккуратно присел у прозрачного ручья и опустил Одиссея пониже, поддерживая его и направляя пересохший нос к воде.
– Давай, пей. Тебе сразу полегчает.
Одиссей тихо заскулил и отвернулся.
– Слушай, ты хотя бы попытайся. Я знаю, что тебе это не понравится, но я буду держать тебя в воде. – Тадеус размотал повязку на боку терьера. От сочащейся раны в нос ударил запах гниющей плоти. Тадеус не обратил на него внимания. – Я занесу тебя в воду. Она немного вымоет гной и прочую дрянь, а заодно тебя охладит.
Но когда Тадеус взял своего спутника и понес его на глубину, терьер начал скулить в голос и так отчаянно вырываться, что рана открылась.
– Эй! Прекрати. Ладно, ладно. Подожду немного.
Чувствую странную пустоту, Тадеус отполз от ручья с Одиссеем на руках. Он добрался до одного из глупых землерыльских идолов и упал на землю, привалившись к нему и опустив Одиссея на мягкий мох.
Одиссей крепко зажмурился, но тяжело дышал и тихо поскуливал.
«Я должен ему помочь! Я должен облегчить его боль! – бессильно завопил Тадеус про себя. – Я не могу его потерять!»
И тут в голове у Тадеуса снова зазвучал загадочный голос, но на этот раз слова словно исходили от самого Одиссея.
Ты никогда не потеряешь Одиссея. Ваша плоть уже объединилась, а теперь могут объединиться и ваши души. Это просто. Но ты должен сделать выбор. Если ты выберешь Жизнь… твой спутник исцелится, и все вернется на круги своя. Ты снова станешь Охотником, но не Главой. Твое Племя обретет предводителя, но это будешь не ты.
Если же ты выберешь Смерть… жизнь твоего спутника оборвется, но для тебя начнется новая жизнь. Смерть даст тебе силу. Смерть даст тебе власть. А Одиссей всегда будет с тобой.
Тадеус опустился на колени рядом с Одиссеем. Маленький терьер лежал на боку, и каждый его тяжелый вдох был наполнен болью. Тадеус взял его морду в руки.
– Одиссей, ты это слышал?
Пес открыл глаза и посмотрел прямо на своего спутника, посылая Тадеусу волну боли, тоски и, наконец, смирения.
– Ты слышал! Что мне делать? Что нам делать?
Сделай выбор. Сейчас же!
Одиссей медленно шевельнулся, обнажив шею и брюхо в знак подчинения спутнику, но все так же продолжал смотреть Тадеусу в глаза.
«Он хочет умереть», – понял вдруг Тадеус.
Ты должен выбрать.
Ответ вырвался сам собой.
– Смерть!
И сразу яркий свет, который неизменно излучали глаза Одиссея, начал тускнеть. Он слабел и слабел… пока не погас совсем.
Тадеус склонил голову и прижался лицом к неподвижному терьеру, всхлипывая от горя и ярости и не замечая, как изумрудный мох вокруг тела Одиссея начал сворачиваться и сохнуть, пока идол, изображающий лежащую Богиню, не увял, как сердце Тадеуса.
Теперь для тебя начнется настоящая жизнь. Слушай и запоминай, что ты должен сделать, чтобы заполучить себе сторонников…
Тадеус копал засохший мох, землю, папоротник и лозы, из которых был сделан идол Богини, создавая место упокоения для своего терьера, а Смерть нашептывал скорбящему Охотнику темные слова, и Тадеус слушал. Слушал очень внимательно.
Когда на Город опустилась ночь, Смерть вышел на балкон. Он был в хорошем – даже прекрасном – расположении духа. То, что озлобленный Другой выбрал Смерть, стало для него приятным сюрпризом. Всего несколько произнесенных шепотом слов – и судьба смертного изменилась, оказалась связана с Его судьбой.
– А потом они продолжат гнить изнутри, – пробормотал он себе под нос.
Затем Он подошел к краю балкона и закричал:
– Зажечь огни!
Жнецы внизу похватали факелы и понесли их к костру, пылающему в центре двора. Затем они поднесли факелы к жаровням, и те вспыхнули, и тени заплясали на собравшихся людях, которые благоговейно смотрели на своего Бога.
Смерть окинул взглядом свою армию и довольно улыбнулся. Его Народ стоял полукругом, заполнив двор и выливаясь за его пределы, и по мере того как свет от жаровен распространялся вокруг Храма, Он видел все больше обращенных к Нему радостных лиц. На центральном костре жарились туши нескольких животных. Смерть разглядел четырех кроликов, трех индеек, небольшого кабана и даже молодого оленя. Народ ответственно приступил к выполнению Его повелений. Его Клинок уже доложил Ему об успехах. Люди рассредоточились по лесу, выслеживая и отлавливая животных, которых не поразила отрава Города. Под надзором Жнецов они освежевали их живьем и объединили их теплую здоровую плоть со своей. Затем они принесли животных в жертву – быстро и с благодарностью – и доставили их туши к Храму на пир. Смерть уже чувствовал в своих людях перемену. Их энергия росла Молодые мужчины начали посещать Помощниц Голубки, чтобы сбросить напряжение в объятиях женщин, благословенных служением Оракулу. Он мысленно рассмеялся. Скоро ее Помощницы узнают, что такое служить Богине.
Он раскинул руки, словно хотел обнять их всех.
– Вы повиновались мне. Посмотрите, какие богатства вы уже начали получать! Скажите мне, стали ли вы сильнее, чем были вчера?
– Да! – закричал Народ.
– Завтра вы станете еще сильнее, а послезавтра – еще сильнее. А на четвертый день, на заходе солнца, мы возьмем Город-на-Деревьях, как Я предсказывал, как Я велел, как Я обещал своему Народу!
Радостные возгласы поднялись над двором, как рев огромного ненасытного зверя. Звук завораживал. Смерть оглядел Народ и заметил, что один участок двора остался пустым: люди упорно его избегали. Это было место, куда Он метнул металлический трезубец и убил последних недовольных Его правлением. Смерть повернул голову.
– Голубка! – закричал Он.
В ту же секунду Он услышал, как застучали по выщербленной плитке покоев ее маленькие мягкие ступни.
– Я здесь, Господин мой.
Ее голос доставлял Ему удовольствие, хотя Смерть знал, что она боится Его – возможно, даже ненавидит. Он отмахнулся от мысли о ее страхе и ненависти. Это было неважно. У нее было красивое тело и приятный голос. Она станет превосходным сосудом для Его возлюбленной.
– Пташка, пусть твои Помощницы приведут Железного Кулака. Скажи ему, что я желаю, чтобы останки предателей срезали с трезубца и сожгли, только не на храмовом костре. Пусть их сожгут за пределами Храма.
– А трезубец, Господин?
– Что трезубец?
– Желаешь ли ты, чтобы Железный Кулак и Жнецы его убрали? Может быть, его следует вернуть на балкон?