Было бы неправильным и дальше продолжать заниматься этими тяжелоранеными. В данный момент я не мог сделать для них что-то большее. Сейчас гораздо важнее были солдаты с перевязанными конечностями.

Среди раненых находились пятеро солдат, у которых руки или ноги были перевязаны жгутом. Как и положено, каждый час санитар на короткое время ослаблял жгут.

Кровь снова устремлялась в раненые конечности, что препятствовало отмиранию тканей. Но из-за этой повторяющейся процедуры раненые каждый раз снова и снова теряли кровь, которая им была теперь как никогда нужна. Кроме того, по опыту мы знали, что в такой холод нельзя эвакуировать раненых с перетянутыми жгутом конечностями. Слишком долгое пребывание на морозе часто приводило к тому, что приходилось ампутировать конечности до места наложения жгута. Поэтому я должен был прежде всего заняться солдатами с ранениями в руки и ноги. Путем наложения давящей повязки я смог помочь четверым из них настолько, что даже после снятия жгута раны больше не кровоточили. Но вот у пятого было особенно тяжелое осколочное ранение ноги. Примерно на полторы ладони ниже его левого коленного сустава зияла огромная дыра, заполненная осколками костей, разорванными мышцами и свернувшейся кровью. Рана находилась так близко к колену, что санитар был вынужден наложить резиновый жгут на бедро. Я попытался, насколько это было вообще возможно, наложить давящую повязку. Но как только мы ослабляли жгут, кровь всякий раз брызгала из раны. Если этот солдат будет дожидаться операции до вечера, поскольку эвакуировать его днем на дивизионный медицинский пункт не представлялось возможным, то он наверняка потеряет всю ногу. Не оставалось ничего другого, как немедленно провести операцию, пользуясь теми инструментами, которые имелись в моей медицинской сумке.

Для лучшего освещения мы передвинули длинный кухонный стол вплотную к окну и положили на него раненого. Его голова покоилась на свернутом шерстяном одеяле. Раздробленная нога лежала на другом одеяле, поверх которого мы постелили стерильную салфетку.

– В твоем ранце есть шовный материал, Генрих? – спросил я.

– Нет, герр ассистенцарцт! Ничего нет – ни шовного материала, ни средств для наркоза.

Мне не в чем было упрекнуть Генриха. Когда мы в спешке покидали Малахово, мы ведь и понятия не имели, что в Гридино дотла сгорел перевязочный пункт со всем медицинским оборудованием и санитарным имуществом.

– Ну ладно! – проворчал я. – Обойдемся тем, что есть!

В моей медицинской сумке всегда лежал шпагат для крепления медицинских карточек на шее раненого. Попробуем воспользоваться им. Я отрезал четыре куска шпагата длиной около тридцати сантиметров каждый и для стерилизации бросил их в кастрюльку с кипящей водой, стоявшую на печи. Потом я взял скальпель и хирургический пинцет и окунул их в йодную настойку. Наркоз был нам уже не нужен, так как из-за перетягивания жгутом вся нижняя часть ноги полностью утратила чувствительность.

У солдата было очень тяжелое ранение. Обе кости голени были перебиты, мышцы, нервы и сосуды искромсаны в клочья. Кровь била из Anterior tibial (передней большеберцовой) артерии, но и Posterior tibial (задняя большеберцовая) артерия была задета. Нижнюю часть ноги было уже не спасти. Но с помощью операции я надеялся сохранить солдату по крайней мере коленный сустав.

Я густо смазал йодом кожу вокруг раны и скальпелем отрезал нижнюю часть голени. Мне не нужно было перепиливать кости – осколок снаряда уже позаботился об этом. Лежавший на столе солдат громко вскрикнул. Однако он ничего не мог чувствовать в месте ампутации – боль могла быть вызвана только долгим застоем крови в области наложения жгута на бедре. Ампутированную голень мы оставили до поры до времени валяться под столом.

А вот теперь и начиналась основная работа. Я аккуратно обрезал все раздробленные мышцы и пережал главную артерию. Генрих снял жгут, и кровь снова устремилась по сосудам. Теперь начали кровоточить и некоторые мелкие сосуды, которые я тоже пережал. Генрих достал пинцетом из кастрюли с кипящей водой обрезки шпагата и подал их мне. Я окунул их в йодную настойку, аккуратно перевязал каждый сосуд и удалил зажимы. Кровотечение прекратилось! Когда я еще раз смазал йодом всю рану, то с удовлетворением отметил, что раненый почувствовал легкую боль в месте ампутации. Все прошло хорошо! Этому бойцу удалось сохранить бедро, колено и часть голени.

Теперь я мог заняться и легкоранеными: отстреленный нос, сквозное ранение в ладонь, слепые осколочные ранения, касательные огнестрельные ранения и тому подобное. Неожиданно из дальнего угла комнаты меня окликнул санитар, состояние одного из солдат с ранением легкого резко ухудшилось.

Раненый испытал сильный шок и почти не мог дышать. Это был снова клапанный пневмоторакс, похожий на тот, с которым я столкнулся 2 октября на высоте 215. На этот раз из-за избыточного давления в правой части грудной полости средостение и сердце были сильно смещены влево и зажаты. Дыхательные шумы в правой половине легкого полностью прекратились, перкуторный звук был глухим и громким.

У меня в медицинской сумке имелась большая полая игла, я простерилизовал ее и воткнул в межреберный промежуток, проколол плевру и ввел в легочный отдел грудной полости. Уже вскоре давление выровнялось. На этот раз у меня не оказалось под рукой резинового шланга, поэтому я отсосал воздух из грудной полости с помощью большого шприца с объемом 20 кубических сантиметров. После этого я сделал раненому укол для поддержания сердечной деятельности и кровообращения. И теперь его жизнь была вне опасности.

Мы снова занялись солдатами, имевшими более легкие ранения. Как любил говорить Генрих, теперь мы работали шприцами, как пожарные шлангами. Раненые, испытывавшие сильные боли, получали укол морфия, солдаты с ранениями легкого и нервные пациенты получили укол раствора S. E. E., раненым с нарушением кровообращения мы ввели кардиазол и всем без исключения пациентам – противостолбнячную сыворотку. После напряженной работы, продолжавшейся около трех с половиной часов, всем раненым была оказана необходимая медицинская помощь, и все медицинские карточки с указанием характера ранения были заполнены. Теперь я смог наконец пойти на командный пункт батальона, где попросил Клостермана затребовать через штаб своего полка необходимые нам санитарные машины, а также инструменты, медикаменты и перевязочный материал. Санитарные машины должны были прибыть к нам сразу же, как только стемнеет.

Когда я вернулся на перевязочный пункт, солдат с ранением в голову и боец с тяжелым ранением в брюшную полость уже умерли. Не дал результата и внутрисердечный укол. Чтобы освободить место, нам пришлось вынести обоих на улицу и положить в снег. В правой полости груди раненого с пневмотораксом опять возникло небольшое избыточное давление – я устранил его тем же способом, как и в первый раз. Теперь я наконец нашел время, чтобы снять с левой ноги валенок и осмотреть свою рану.

Рана голени все еще сильно кровоточила, но кость была лишь слегка задета. Из-за кровотечения рана выглядела серьезнее, чем была на самом деле. Мне повезло: это оказалось лишь легкое ранение мышц. Судить о тяжести второй раны было сложнее. Осколок мины все еще торчал в ахилловом сухожилии, и боль в ступне становилась все острее и острее. Для начала я мог сделать себе только противостолбнячный укол и попросить Генриха перевязать мне голень и лодыжку. Надо было немного подождать.