– Мы не идем на битву. Мы идем прокрасться и убить, а это куда труднее. Для всех нас. Но то, что говорит Грюнальди, тоже правда. Я знаю, что ты справишься. Но не знаю, справимся ли мы. Скажу так: ты – сестра стирсмана. Думаешь, Атлейф не желает идти? Мы ругались весь вечер. Он понял, что нужен Людям Огня. А потому даже не входил в темную комнату, потому что кому-то следует остаться здесь, с ними. Так же обстоит дело с тобой. Что будет, если он погибнет?

– Люди Огня выберут себе нового стирсмана, – говорит девушка неуверенно.

– Когда-нибудь. Если сумеют решить. А до того времени предводительствовать придется его сестре. Стирсман решит. Если Атлейф согласится, можешь идти.

– Ты не сказал, что ты сам об этом думаешь.

– Потому что нынче время убить короля Змеев. Больше ничего не важно. Даже то, что я о таком думаю. Скажу так: я хотел бы, чтобы ты выжила, Сильфана. Если пойдешь с нами, не знаю, как оно будет. А я хочу вернуться и увидеть, как ты танцуешь с огнем.

* * *

Потом я выхожу на галерею, раскуриваю трубку и смотрю на подворье, полное людей. Дом большой, но из-за нападения Змеев буквально трещит по швам. К сортирам и бане – вечные очереди, непросто подсчитать, хватит ли припасов, хотя сюда свозили все, что удавалось. Я стараюсь сконцентрироваться на крутящемся в голове плане, но у меня тяжело на сердце. Грюнальди может быть прав: когда в воздухе висит вероятность, что Говорящая-с-Пламенем, девушка-серна отправится с нами, мы начинаем корректировать план, потому что он кажется слишком рискованным.

Она выходит из коридора и бесцеремонно вталкивает меня в какую-то комнату, где сидит несколько женщин – видимо, невольниц, – которые шьют. Шьют одежды и меха, которые я заказал.

– Выйдите! – фыркает она.

Мы остаемся одни. Она прижала ладонь к моей груди, удерживая двумя пальцами полу кафтана, словно ожидая, что я сбегу.

– Хочу узнать, что ты думаешь, когда тебя никто не может услышать. Скажи мне: «Сильфана, иди со мной». Или: «Сильфана, останься дома». Это просто.

– Сильфана, – говорю я, – останься там, где я найду тебя живой, если выживу сам.

Она легонько отталкивает меня.

– Хорошо, я останусь. Но только потому, что ты так сказал. Даже не пытайся погибнуть. Ты должен вернуться.

– Сильфана… Я тебе в деды гожусь.

Она фыркает смехом и подпирается кулаками.

– Я что, выгляжу дурочкой?!

Я вздыхаю.

* * *

Еще один разговор наедине случается у меня с Атлейфом. На этот раз в арсенале, где я раскладываю на большом дубовом столе убийственные железки.

– Моя сестра… – говорит Атлейф. Я играю желваками. Еще один станет меня сватать? – Наделала шуму, а теперь ходит какая-то веселая. Кто ее поймет?

– Стирсман… Я приказал ей остаться дома, хотя она хотела идти – как и ты. Не знаю, чему она радуется.

– Именно потому, что ты вообще что-то ей говорил. Она упрямая. Если вобьет себе что в голову… Ульф, только она у меня осталась. Отец погиб в заморском походе, мать убили Змеи, когда она защищала наши земли. Когда я услышал, что Сильфана хочет идти с тобой…

– Она сказала, что остается. Можешь не переживать.

– Не в том дело. Я хотел бы, чтобы она пошла.

– Как это?! – я прячу нож в ножны и испытующе смотрю на Кремневого Коня.

– Возможно, по той же причине, по которой ты желаешь, чтобы она осталась. Я думал, с тобой ей будет безопаснее. Если Змеи ударят в нас песнями и чудесами, возможно, нам придется отступать на север.

– Если Змеи ударят, это будет означать, что мы мертвы.

– Необязательно. Возможно, вам не удастся, но вы останетесь живы. Я в это верю. А теперь – и сам не знаю… Думал, что, возможно, ты сумеешь ее защитить.

– Я собираюсь туда, где непросто защитить хоть кого-то.

* * *

Раскладываю на столе весь инвентарь, который удалось собрать. Для каждого – моток веревки. У каждого мотка на одном конце есть карабинчик из моих запасов, на втором – петля. Мой лук и еще четыре, такие же короткие и компактные. Они не сумели бы скопировать мой, но оказалось, что у них есть приличные небольшие луки, похожие на монгольские, которые они возят на кораблях. Железные пирамидки из шипов тэцубиси. Если бросать их за спину при бегстве, один из шипов всегда будет смотреть вверх, и при том их можно носить безопасно, воткнув один в другой. Отковали мне их низенькие пастыри кузнецов с гор, как и звездочки для метания. Мечи. Их мы выбирали часами, каждый себе. Мои новые клинки – два палаша-близнеца с полузакрытым эфесом, и я с ними ежедневно по три часа тренируюсь. Плетеные гарроты из ремней, ножи, фляги, мисочки, целая кипа съестных припасов. Все высокоэнергетичное и концентрированное. Сыры, которые у них вполне приличные, сушеное вяленое мясо, хлебцы – что-то вроде кексов, который можно есть и через десяток дней. Я проследил, чтобы они были сладкими, фаршированными орехами и варенными в меду фруктами. К счастью, в отличие от остальных моих изобретений, это для них совершенно понятно, и нет нужды ничего объяснять. Они полжизни проводят на кораблях, и долго хранящаяся пища – привычное дело.

Я попросил сшить длинные попоны для лошадей, с одной стороны белые, с изнанки – бурые, как и полотняные штаны и кафтаны, которые мы натянем на меховые штаны и анораки. Еще специальные капюшоны, позволяющие закрыть все лицо. Надеваемые на перчатки и сапоги накладки с шипами тэкаги, для подъема по стенам. Мешки и разгрузка, позволяющая тащить все это на себе. Несколько недель все, кто умел шить одежду и шкуры, благодаря мне получили занятие. У нас горы полезных вещей, но прежде всего – Копье Дураков. Оно закрыто в глиняной скорлупе, к тому же вложено в меховой футляр.

С той поры как наше снаряжение готово, я ежедневно приказываю моим ассасинам надевать все на себя и гоняю их в снегу вокруг озера. Ночами мы похищаем и вырезаем небольшие банды Змеев, что стоят лагерем на краю леса или бродят окрест. Потом я безжалостно учу друзей по оружию языку жестов и метанию сюрикенов.

Сам же хожу на берег озера, где одинокий карлик закидывает меня камнями и проклятиями.

– Еще раз! – орет он. – Сконцентрируйся, ты, дурень! Только тратишь остатки песни. Пой о щите! О щите!

Я концентрируюсь, визуализирую, хотя дает это немного. Камни больно бьют меня по голове и груди, но щита нет. Чаще всего. Иной раз мне удается отбить камень в воздухе, но правила я ухватить не в силах.

Однако наука Вороновой Тени все-таки пригождается.

– Ты обязан хорошо знать, что должна делать песня. В точности. Что, с кем, где и когда. Представь, что она будто порошок, которого тебе должно хватить. Как соль. Бросаешь щепоть в суп – и суп делается соленым. Только песнь богов – такая соль, которая может все. Ну, почти все. Ее щепотки хватит на котелок, но она наверняка не засолит все озеро, понимаешь? Скажем, ты что-то солишь песней богов: всыпаешь в суп и думаешь о соленом вкусе. Но если ты ошибешься и начнешь думать о горечи или сладости, суп придется вылить.