Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И что же Мария Петровна собиралась сделать с землями? Что-что… наложить на них свою пухлую ручку. Но и мне сейчас не было никакого прока от этого завещания. Вступить в наследство станет возможным только после того, как наступит совершеннолетие. Но даже в этом случае мне все равно ничего не светит, пока я остаюсь другим человеком.
Слава Богу, что до совершеннолетия еще далеко. Есть время подумать над всем этим.
Уснула я под утро, но выспаться мне так и не удалось. Еще не было семи, когда пришла Минодора. Она была бледной, осунувшейся, но в ее взгляде появилась какая-то жесткость, а еще решительность. Девушка становилась личностью. Она точно знала, чего хочет, и могла этого достичь. Дора имела свое мнение, делала выводы, жаждала независимости и не перекладывала ответственности на других.
- Артемий наверняка еще спит. Пойдем ко мне в комнату, - я собиралась серьезно поговорить с ней. – Как отец?
- Плохо. Он с трудом выговаривает слова, слабый сделался совсем… Кара Божья батюшку настигла. Господь ведь не Тимошка, видит немножко… - с горечью ответила девушка, поднимаясь за мной по лестнице. – Борис уже строит планы. Он ведь все спустит, понимаешь? А я с этим поделать ничего не могу!
- Можешь. Ты мне скажи, чем батюшка твой занимается? Какие дела ведёт? – в моей голове еще вчера сформировался план. Осталось только объяснить Минодоре выгоду от него.
- Торговлею… да еще недавно купил небольшую ткацкую фабрику с красильней, - ответила девушка. – Только мне какой прок от этого? Сестра при брате не наследница.
- Тебе нужно фабрику к рукам прибрать, - сказала я, глядя как ее глаза увеличиваются в размерах. – Тогда ты сама себе хозяйкой будешь! Деньги зарабатывать начнешь, а там, глядишь, вообще деловой женщиной станешь!
- Хорошо ты говоришь, да только кто ж мне позволит? – иронично поинтересовалась Минодора. – Погоди, еще Борис начнет мне жизнь портить. Батюшка замуж не выдал, так этот расстарается. Дождусь, когда помрет мой Василий Гаврилович и уеду с Артемием. Здесь меня уже ничего не держит.
- Погоди ты! А что, если он не помрёт? Я тебе тайну одну открою, – я подсела ближе. – Неприятно будет, но что поделать… Зато ты независимость получить сможешь, если с умом ко всему подойти!
- Что за тайна? – Дора в нетерпеливом ожидании уставилась на меня.
- Борис девушку одну жизни лишил. Экипажем переехал, - прошептала я. – Дочку Никиты Мартыновича, Сашу!
- Что ты… он сказал, что Александра сама на дорогу выскочила! – Минодора отпрянула от меня, но потом покачала головой, опуская глаза. – Неужто правда это?
- Правда. Прохор наш все видел собственными глазами, - подтвердила я. – Намеренно Борис это преступление совершил.
Может, было и нечестно пользоваться таким грязным приемом, но наказать Бориса при помощи правосудия все равно не получится. А так хоть какая-то справедливость, но все-таки восторжествует.
- И что мне делать с этим? – девушка совсем расстроилась. – Что ж за родня-то такая… убивец на убивце…
- Иди к отцу, и пока он при памяти, пусть фабрику тебе отпишет! Скажешь ему, иначе вся правда о Борисе вскроется. Мол, свидетель есть, и он готов даже в суде подтвердить, что Жлобин младший нарочно Александру переехал! А чтобы поверил тебе отец, расскажешь все подробно, что случилось тем утром! Вряд ли он захочет, чтобы его сына в тюрьму бросили. Жестоко, да… Но это твой шанс!
- Зови Прошку! – взволнованно попросила Минодора. – Пущай мне о каждой мелочи поведает! Не позволю я, чтобы брат-пьяница весь Жлобинский капитал промотал!
Оправдывает ли цель средства? Если оставить морально-этические переживания, то, наверное, да. По крайней мере, мне хотелось так думать.
Глава 77
Граф Загорский старательно скрывал свое волнение, но его руки все равно нервно подрагивали. Сегодня он, наконец, увидит дочь. Плоть от плоти своей.
Павел Васильевич вспомнил тот день, когда он узнал о существовании Ольги. Сердце снова сжалось от боли и чувства несправедливости. Графу казалось, что он никогда не простит свою мать, но злость прошла, оставив лишь чувство пустоты.
Аврора Карловна болела подагрой и под конец своей жизни страдала от сильных приступов удушья. Однажды ночью, после очередного приступа, матушка позвала графа в свою комнату для важного разговора.
- Один ты скоро останешься, Павлуша… Видно пришло мое время…
- Что это у вас за упаднические настроения? – Павел Васильевич улыбнулся, держа ее за руку. – Сейчас поспите, и к утру вам станет легче…
- Не надо, Павлуша, я ведь еще с ума не выжила и все прекрасно понимаю, - раздраженно ответила женщина, выдернув руку. Губы матушки недовольно поджались, словно она хотела что-то сказать, но у нее внутри все еще шла борьба. – Так я и не дождалась твоего семейного счастья, не увидела внуков, а теперь еще и на том свете переживать стану о тебе… Есть у меня грех перед тобой… Покаяться хочу.
- Какой грех, матушка? Что вы такое говорите? – граф всегда поражался твердости ее характера. Даже сейчас, стоя одной ногой в могиле, Аврора Карловна не стала мягче. – Даже не зная, в чем вы передо мной виноваты, я прощаю вас.
- Погоди прощать… Узнав правду, по-другому запоешь, Павлуша, - горько усмехнулась матушка. – Помнишь Юленьку, дочь флотского капитана Петра Антропова?
В сердце Павла Васильевича кольнуло, заворочалось былое. Как он мог забыть ее? Свою первую любовь…
- Что молчишь? Вижу ведь, что помнишь… - на лице женщины промелькнуло недовольство, но она быстро взяла себя в руки. – Страдал по ней как безусый юнец, а ведь тебе уже тогда было тридцать.
- К чему эти экскурсы в прошлое? – резко произнес граф. – Столько лет прошло! Вы тогда с батюшкой хорошо постарались, чтобы расстроить наши отношения. Не понимаю, как я поддался на ваши угрозы… Действительно, словно безусый юнец!
- Ты не просто поддался на наши угрозы, а принял единственное правильное решение. Иначе отец лишил бы тебя всего! – фыркнула Аврора Карловна. – Конечно, дочь какого-то флотского капитана не