Нэнси Шадик работает ревматологом в Объединенном бостонском медицинском центре (Boston’s Brigham and Women’s Hospital). Она проводит медицинские исследования ревматоидного артрита (РА)[61], а также проявляет огромный интерес к тому, как ее пациенты переносят болезнь. Узнав про ВСС на семинаре с участием Ричарда Шварца, она решила использовать эту терапию в исследовании эффективности психосоциальной помощи для больных РА.

Ревматоидный артрит – аутоиммунное заболевание, вызывающее воспалительные реакции по всему телу, которые приводят к хронической боли и потере подвижности. Лекарства способны замедлить течение болезни и принести частичное облегчение от боли, однако лечению она не поддается, и жизнь с РА может привести к развитию депрессии, тревоги, чувства одиночества и общему ухудшению качества жизни. Я следил за этим исследованием с особым интересом из-за обнаруженной мной связи между психологической травмой и аутоиммунными болезнями.

Совместно со старшим специалистом по ВСС-терапии Нэнси Соуэлл доктор Шадик организовала проведение девятимесячного рандомизированного исследования, в ходе которого одна группа пациентов с РА проходила групповые и индивидуальные сеансы ВСС-терапии, в то время как контрольная группа получала регулярные электронные письма и телефонные звонки касательно симптомов болезни и борьбы с ними. Обе группы продолжили принимать свои обычные лекарства и проходили регулярный осмотр у ревматологов, которые не знали, к какой группе принадлежали пациенты.

Целью первой группы было научить пациентов принимать и понимать свой неизбежный страх, беспомощность и злость, а также относиться к этим чувствам, как к членам их собственной «внутренней семьи». Они обучались навыкам ведения внутреннего диалога, который должен был научить их распознавать свою боль, определять сопровождающие ее мысли и эмоции, а затем взаимодействовать с этими внутренними состояниями с интересом и состраданием.

Вскоре всплыла одна существенная проблема. Подобно многим перенесшим травму людям, пациенты с РА были подвержены алекситимии. Как позже сказала мне Нэнси Шадик, они никогда не жаловались на свои боли и ограниченность в движениях, пока они не становились невыносимыми. Когда их спрашивали, как они себя чувствуют, пациенты практически всегда отвечали «нормально». Их стоические части определенно помогали им справляться с болезнью, однако эти управляющие также удерживали их в состоянии отрицания. Некоторые настолько сильно подавляли свои ощущения и эмоции, что не могли эффективно взаимодействовать со своими врачами.

Затем, когда они просили свою стоическую часть отступить, они распознавали озлобленную часть, которой хотелось кричать и крушить все вокруг, апатичную часть, которой не хотелось вставать с кровати, а также изгнанного, который считал себя никчемным, так как ему не разрешалось говорить. Как оказалось, практически всех из них в детстве затыкали, и им приходилось оставлять свои потребности при себе.

Индивидуальные сеансы помогли пациентам применять модель внутренних частей к повседневным проблемам. Так, например, одна женщина сталкивалась с проблемами на работе: ее «управляющий» настаивал, что она должна работать изо всех сил, пока не обострится РА. С помощью психотерапевта она осознала, что может заботиться о себе, не доводя себя до изнеможения.

Обе группы проходили обследование трижды за девять месяцев исследования, а потом еще раз год спустя. По окончании девяти месяцев первая группа продемонстрировала значительные улучшения по таким показателям (по их собственной оценке), как боли в суставах, физическая дееспособность, самосострадание и общий уровень боли, по сравнению с контрольной группой. Кроме того, они стали менее подавленными и больше верили в себя и свои силы. Обследование год спустя показало, что первой группе удалось закрепить результат по уровню воспринимаемой боли и симптомам депрессии, хотя объективные медицинские тесты больше не фиксировали улучшений по показателям боли и дееспособности. Другими словами, изменилась прежде всего способность пациентов жить со своей болезнью. Шадик и Соуэлл заключили, что ключевым фактором эффективности ВСС-терапии был ее упор на самосострадании.

Это было не первое исследование, показавшее, что психологическое вмешательство может помочь пациентам с РА. Когнитивно-поведенческая психотерапия и методики самоосознанности также продемонстрировали свою эффективность в борьбе с болью, воспалением суставов, физической недееспособностью и депрессией (19). Тем не менее ни в одном из этих исследований не был задан самый главный вопрос: способствует ли увеличение уровня психологической защищенности и комфорта нормализации работы иммунной системы?

Питер работал онкологом в престижном академическом медицинском центре, который регулярно признавался одним из лучших в стране. Благодаря регулярным занятиям сквошем он был в прекрасной физической форме, а его самоуверенность порой переходила в заносчивость.

Питер заверил меня в неадекватности ее восприятия, так как у него явно не было проблем с проявлением эмпатии по отношению к пациентам. Ему нравилось говорить про свою работу, он гордился тем фактом, что ординаторы и старшие врачи отчаянно боролись за возможность работать под его началом, а также слухом о том, что персонал его побаивается. Себя он называл предельно честным, настоящим ученым, человеком, который просто смотрел фактам в лицо и – он бросил многозначительный взгляд в мою сторону – снисходительно относится к человеческой глупости. У него были высокие требования к людям – в том числе и к самому себе, и он заверил меня, что не нуждается ни в чьей любви, только в уважении.

Питер также рассказал мне, что стажировка в психиатрии во время учебы на медицинском убедила его, что психиатры – те еще шарлатаны, а одна смена в семейной психотерапии окончательно закрепила у него это мнение. Он выражал презрение к людям, которые обвиняли в своих проблемах родителей или общество. Хотя ему и самому в детстве пришлось несладко, он был решительно настроен никогда не воспринимать себя как жертву.

Хотя непроницаемость и любовь к точности Питера мне и были по душе, я задумался о том, не обнаружим ли мы в итоге то, с чем мне так часто приходится сталкиваться: внутренних управляющих, помешенных на власти, которые обычно создаются для защиты от чувства беспомощности.