Современная нейробиология подтвердила, что разум человека представляет собой некое сообщество. Майкл Газзанига, проведя революционное исследование расщепления мозга, пришел к заключению, что разум состоит из полуавтономных модулей, каждый из которых играет особую роль (7). В своей книге «Социальный мозг» (1985) он пишет: «Но что насчет идеи о том, что «Я» – это не единое целое, и внутри нас может существовать несколько разных сознаний?.. Наши исследования [разделения мозга] указывают на существование нескольких «Я», которые не обязательно «общаются» между собой» (8). Ученый из Массачусетского технологического института Марвин Мински, один из первых исследователей искусственного интеллекта, заявил: «Миф о существовании единственного «Я» способен лишь отклонить нас от цели данного исследования (9)….Возможно, имеет смысл полагать, что внутри нашего мозга существует сообщество различных разумов. Подобно членам одной семьи, эти различные разумы могут работать сообща, помогая друг другу, каждый при этом имея свое собственное мысленное восприятие, о котором другие не знают» (10).

Психотерапевты, обученные видеть в человеке сложную личность с многочисленными особенностями и потенциалами, способны помочь им познать свои системы внутренних частей и научиться заботиться о пораженных составляющих своего «Я». Существует несколько таких терапевтических подходов, включая модель структурной диссоциации, разработанную моими голландскими коллегами Онно ван дер Харт и Эллерт Нийенхейс, а также Кэти Стил из Атланты, которая широко применяется в Европе и Ричардом Клюфтом в США (11).

Через двадцать лет после знакомства с Мэри я повстречал Ричарда Шварца, разработавшего терапию внутренних семейных систем (ВСС). Именно благодаря его работе «семейная» аналогия Мински обрела для меня смысл, предоставив мне систематический подход для работы с расщепленными частями личности, образующимися в результате травмы.

Модель ВСС помогла мне осознать, как именно происходит диссоциация. При психологической травме система «Я» распадается, и различные части «Я» разбиваются на два лагеря, которые вступают в схватку между собой. Ненависть к себе сосуществует с чувством собственного величия (и борется с ним), любящая забота – с ненавистью; эмоциональная бесчувственность и пассивность – с яростью и агрессией. Эти полярные части несут бремя травмы.

Основная идея терапии внутренних семейных систем заключается в том, что разум каждого из нас подобен семье, члены которой обладают разной степенью зрелости, возбудимости, мудрости и боли. Эти части образуют сеть, или систему, изменение в любом элементе которой неизбежно отражается на всех остальных.

В ВСС часть не просто считается временным эмоциональным состоянием или привычной моделью мышления, а рассматривается как отдельная мыслительная система со своей собственной историей, способностями, потребностями и картиной мира (12). Травма наделяет разные части убеждениями и эмоциями, которые выводят их из естественного полезного состояния. Например, в каждом из нас есть по-детски простые и любящие веселье части. В результате насилия именно эти части страдают больше всего, они замораживаются, забирая в себя боль, ужас и предательство, связанные с насилием. Это бремя делает их токсичными – частями нашего «Я», которые нам нужно во что бы то ни стало отрицать. Так как они заперты глубоко внутри, в ВСС их называют «изгнанными».

В этот момент другие части объединяются, чтобы защитить внутреннюю семью от изгнанных. Эти защитники не подпускают токсичные части, однако тем самым они забирают у них часть энергии. Придирчивые и во всем стремящиеся к совершенству управляющие следят за тем, чтобы мы ни с кем не сблизились, либо же подталкивают нас быть максимально продуктивными. Другая группа защитников, которых в ВСС называют пожарными, представляет собой спасателей, автоматически реагирующих, когда какое-то переживание провоцирует изгнанную эмоцию.

У каждой из разделенных частей свои воспоминания, убеждения и физические ощущения; одни держат в себе чувство стыда, другие гнев, третьи радость и воодушевление, четвертые чувство полного одиночества или безнадежную уступчивость. Все это является аспектами пережитого насилия. Важно то, что у каждой из этих частей есть своя роль: защищать «Я» от ощущения в полной мере ужаса, связанного со страхом уничтожения.

Детям, которые выражают свою боль поступками, вместо того чтобы запирать ее внутри себя, зачастую ставят такие диагнозы, как «вызывающее оппозиционное расстройство», «расстройство привязанности» или «расстройство поведения». Вместе с тем эти ярлыки не принимают во внимание тот факт, что гнев и отрешенность являются лишь отдельными гранями всевозможных отчаянных попыток выжить. Когда врачи пытаются контролировать поведение ребенка, не пытаясь при этом разобраться с его причиной – с насилием, – то такое лечение в лучшем случае является неэффективным, в худшем – губительным. Когда они вырастают, отдельные их части не интегрируются самопроизвольно в единую личность, а продолжают вести относительно автономное существование.

Исключенные части могут даже не догадываться о существовании других элементов системы (13). В моей практике большинство мужчин, растленных в детстве католическими священниками, принимали анаболические стероиды и проводили чрезмерно много времени в спортзалах, накачивая мышцы. Эти мужчины жили в мире пота, футбола и пива, тщательно скрывая свою слабость и страх. Лишь когда они начинали чувствовать себя рядом со мной в безопасности, мне удавалось познакомиться с живущими в них напуганными детьми.

Пациентам самим могут не нравиться исключенные части: озлобленные, разрушительные или придирчивые части их «Я». ВСС же открывает возможность их понять – а также, что не менее важно, поговорить о них, не рассматривая их как психиатрические симптомы. Осознание того, что каждая часть несет на себе бремя прошлого, выполняя в общей системе определенную функцию, помогает перестать их бояться.

Как говорит Шварц: «Если принять за основу идею о том, что у человека есть внутреннее стремление способствовать своему собственному здоровью, то отсюда следует, что при наличии хронических проблем что-то мешает им получить доступ к внутренним ресурсам. С учетом этого роль психотерапевта заключается в сотрудничестве, а не в том, чтобы учить, спорить или заполнять дыры в психике пациента» (14). Первый шаг в этом сотрудничестве заключается в том, чтобы заверить внутреннюю систему, что все ее части приветствуются, и что все они – даже те, у которых суицидальные или разрушительные наклонности, – появились в попытке защитить систему внутреннего «Я», какой бы угрозой ей они сейчас ни казались.

ВСС признает, что в основе исцеления от травмы лежит развитие осознанного самоуправления. Самоосознанность не только позволяет нам наблюдать за своим внутренним ландшафтом с сочувствием и любопытством, но также способна направлять нас в нужном направлении, чтобы мы лучше о себе заботились. Эффективность любой системы – будь то семья, организация или целая нация – возможна лишь при наличии четко заданного и компетентного руководства. С внутренней семьей то же самое: все грани нашего «Я» нуждаются во внимании. Внутренний лидер должен грамотно распределять доступные ресурсы и иметь четкое представление о системе в целом, с учетом всех отдельных ее элементов.