вовсе не дворец, а разумное существо с чужеземным сознанием. Я знал, что у меня разыгралось воображение (нет, на самом деле я этого не знал), но был очень рад, что метки мистера Боудича вывели меня ко дворцу со стороны стадиона, так что окна собора не смотрели прямо на меня. Я не уверен, что смог бы вынести их зелёный взгляд.

Я медленно катил по широкой центральной дорожке, колёса велосипеда изредка подскакивали на выступающих булыжниках. Задняя стена дворца почти целиком была из сплошного камня. Там был ряд больших красных дверей – восемь или девять – и вереница старых сгрудившихся повозок, несколько перевёрнутых, и парочка разнесённых в щепки. Легко было представить, что это натворила Хана, может быть, из злости или просто для развлечения. Похоже, что это была зона снабжения, которую богатые и королевские особы видят редко, если вообще видят. Этим путём шли обычные люди.

Рядом с погрузочно-разгрузочной площадкой на одном из каменных блоков я заметил выцветшие инициалы мистера Боудича. Мне не нравилось находиться так близко ко дворцу, даже на его «слепой» стороне, потому что я почти видел, как он движется. Пульсирует. Чёрточка на букве «А» указывала влево, поэтому я отклонился от основного пути, чтобы следовать по стрелке. Радар снова закашляла, и сильно. Когда я уткнулся лицом в её шёрстку, чтобы заглушить смех, шёрстка была влажной, холодной и слипшейся. Интересно, у собак бывает пневмония? Я решил, что это глупый вопрос. Вероятно, любое существо с лёгкими могло подхватить её.

Ещё несколько меток с инициалами привели меня к ряду из шести или семи парящих контрфорсов. Я мог бы пройти под ними, но предпочёл этого не делать. Они были такими же тёмно-зелёными, как окна башни, возможно, вовсе не каменные, а из какого-то стекла. Трудно поверить, что стекло могло выдержать столь огромную несущую нагрузку такого необъятного вздымающегося здания, но то, на что я смотрел, казалось стеклом. И снова внутри я увидел чёрные прожилки, лениво извивающиеся вокруг друг друга, возрастая и увядая. Смотреть на контрфорсы было словно смотреть на ряд странных зелёных и чёрных лава-ламп. Эти чёрные прожилки заставили меня вспомнить некоторые фильмы ужасов – например, «Чужой» или «Пиранья», – которые я предпочёл бы никогда не видеть.

Я уже начал думать, что полностью обогну дворец и попаду под тройной взгляд шпилей, когда мне попалась ниша. Она была расположена между двумя каменными выступами без окон, расходящимися в стороны буквой «V». Тут стояли скамейки, окружающие маленький бассейн, находящийся в тени пальм – дико, но правда. Пальмы скрывали то, что находилось глубже в нише, но над ними возвышался не меньше сотни футов в высоту столб, увенчанный стилизованным солнцем. У него было лицо и глаза, двигающиеся из стороны в сторону, как у настенных часов «Кит-Кэт» в виде кота35. Справа от бассейна на каменном блоке были нарисованы инициалы мистера Боудича. Чёрточка «А» никуда не указывала; в этот раз стрелка выходила из верхушки буквы. Я почти слышал, как мистер Боудич говорит: «Дальше – прямо, Чарли, и не теряй времени».

– Держись, Радс, мы почти на месте.

Я поехал в направлении, указанном стрелкой, по правой стороне маленького бассейна. Не было никакой необходимости останавливаться и вглядываться в него между двух пальм, не теперь, когда я так близок к цели, но я не удержался. И хотя увиденное там было ужасно, я был рад, что взглянул. Это изменило всё, хотя прошло много времени, прежде чем я полностью осознал решающую важность этого момента. Иногда мы смотрим для того, чтобы запомнить. Иногда самые ужасные вещи придают нам сил. Теперь я это знаю, но тогда я смог лишь подумать: «О мой Бог, это же Ариэль».

В этом бассейне, возможно, когда-то успокаивающе голубом, но теперь илистом и потускневшем от гниения, лежали останки русалки. Но не Ариэль, диснеевской принцессы, дочери короля Тритона и королевы Атены. Нет, это не она. Точно не она. У неё не было ни блестящего зелёного хвоста, ни голубых глаз, ни копны рыжих волос. И никакого маленького фиолетового лифчика. Думаю, раньше эта русалка была блондинкой, но большая часть её волос выпала и плавала на поверхности бассейна. Её хвост когда-то мог быть зелёным, но теперь он был безжизненно серым, как вся её кожа. Её губы исчезли, обнажив кольцо мелких зубов. Вместо глаз зияли пустые глазницы.

И всё же когда-то она была красива. Я верил в это, как и в толпы счастливых людей, которые когда-то приходили сюда посмотреть на игры и представления. Красивая, живая и полная радостного, безвредного очарования. Когда-то она плавала здесь. Это был её дом, и люди, которые нашли время прийти к этому комнатному оазису, любовались ей, она смотрела на них, и все они получали заряд бодрости. Теперь она мертва; из того места, где её рыбий хвост переходил в человеческое тело торчал железный прут, а из раны торчали серые кишки. От её красоты и грации осталась лишь тень. Русалка была мертва, как любая рыба, когда-либо погибавшая в аквариуме, и плавала там во всех своих поблекших красках. Она стала уродливым трупом, частично сохранённым холодной водой. Пока по-настоящему уродливое создание – Хана – продолжала жить и петь, пердеть и жрать свою отвратительную пищу.

«Проклято, – подумал я. – Всё проклято. Зло опустилось на эту несчастную землю». Это не была мысль Чарли Рида, это была правда.

Я почувствовал, как во мне поднимается ненависть к Хане, не потому, что она убила маленькую русалку (я подумал, что великанша могла просто разорвать её в клочья), но потому, что она, Хана, была жива. И будет стоять на моём обратном пути.

Радар снова начала кашлять, так сильно, что я слышал скрип корзины позади. Я разрушил чары этого жалкого тела и покатил вокруг бассейна к столбу с солнцем на верхушке.

3

Солнечные часы находились в том месте ниши, где сходились два «отростка», образовывавшие букву «V». Перед ними была вывеска на железном столбе. Выцветшая, но всё ещё разборчивая надпись гласила: «ПРОХОД ВОСПРЕЩЁН». Диск часов имел двадцать футов в диаметре, что составляло – если мои расчёты верны – около шестидесяти футов в окружности. На дальнем конце я увидел инициалы мистера Боудича. Я хотел получше рассмотреть их. Они привели меня сюда; теперь, когда я был здесь, эта последняя метка могла указать мне правильное направление движения солнечных часов. Проехать на трёхколёснике Клаудии было невозможно, так как круг часов огораживал чёрно-белый заборчик около